Тамара Сергеевна смотрела на свои руки и размышляла: когда же они постарели настолько? Вчера еще были молодыми, а теперь вены выступают синими нитями, кожа покрылась морщинами.
Сорок лет назад этими руками она рисовала схемы, а сейчас они пригодны лишь для того, чтобы менять памперсы.
— Мам, а где мой синий свитер? — раздался голос Игоря из спальни.
Она вздохнула. Шесть месяцев назад потеряла мужа, а месяц назад сын с семьей переехали к ней. Временно, конечно, чтобы помочь в трудный период.
— В шкафу висит, — ответила она.
— Мама, не могли бы вы посидеть с детьми? Мы с Игорем собираемся в кино, — сказала Ольга, уже накидывая куртку. — Они уже поели, осталось только уложить их спать.
Тамара Сергеевна кивнула. Другого выхода не было.
Внуки носились по квартире, словно ураган. Семилетний Вадим воздвигал крепость из подушек, а пятилетняя Лена покрывала стены фломастерами.
— Бабушка, а почему дедушка умер? — спросила Лена, не отрываясь от своего творчества.
— Он заболел, солнышко.
— А ты тоже умрёшь?
Тамара Сергеевна присела рядом с внучкой. Вопрос серьезный. Она сама не была уверена, живет она или просто существует.
Когда малыши наконец уснули, она вышла на балкон. Внизу светились фонари, где-то звучала музыка. Жизнь шла дальше, а она словно застряла в этой квартире, как муха в паутине.
Утром в поликлинике она стояла в очереди к терапевту. Рядом сидел мужчина лет шестидесяти с интеллигентным обликом.
— Извините, вы не знаете, насколько еще долго ждать? — спросил он.
— По меньшей мере час-два. Я уже третий раз здесь.
— Меня зовут Василий Николаевич, — представился он. — А вас?
— Тамара Сергеевна.
Разговор зашел. Оказалось, он бывший учитель истории, недавно овдовел, живёт один в соседнем доме.
— У меня сын с семьей живёт, — рассказала она. — Помогают.
— Вам повезло, — улыбнулся он. — Мои в Германии, звонят раз в год.
Ей неожиданно стало неловко. Действительно ли ей так повезло?
Дома Ольга уже взяла на себя хозяйственные хлопоты.
— Мама, я решила сделать небольшую перестановку. Вам тяжело готовить для всех, я возьму кухню на себя. А вы присмотритесь за детьми.
— Но это же моя кухня, — тихо произнесла Тамара Сергеевна.
— Мам, не будьте эгоисткой. Мы же семья.
Слово «семья» звучало интересно. Раньше семьёй был муж. Вместе они решали, что купить, куда поехать отдыхать, как тратить деньги. А сейчас другие принимают решения за неё.
Спустя неделю она вновь встретилась с Василием Николаевичем в поликлинике.
— Как у вас дела? — поинтересовался он.
— Нормально, — соврала она.
— Может, зайдём в кафе? Недавно рядом открыли хорошее место.
Тамара Сергеевна растерялась. Когда ее последний раз приглашали в кафе? Наверное, двадцать лет назад.
— Не знаю… У меня внуки дома.
— Ну час можно же найти?
В кафе было уютно. Василий Николаевич рассказывал о своей работе в школе, учениках. Тамара Сергеевна слушала и думала: когда в последний раз она говорила не о детях и внуках, а о себе?
— А чем вы занимались? — спросил он.
— Инженером работала, в проектном институте.
— Интересно. А сейчас?
— Сейчас я бабушка, — с горькой улыбкой ответила она.
— Только бабушка?
Этот вопрос задел её, как заноза. Только бабушка. А кто она ещё? Женщина? Личность? Или это осталось в прошлом?
Дома Игорь сидел с мрачным видом.
— Мама, где вы были? Ольга с детьми устала.
— В поликлинике.
— Два часа в поликлинике?
— Очередь была очень большая.
Соврала. И зачем? Что дурного в том, что она час посидела в кафе?
На следующий день раздался звонок от Василия Николаевича. Откуда у него её номер, она не вспомнила.
— Тамара Сергеевна, не хотите сходить в театр? У меня есть два билета на «Вишнёвый сад».,Сердце стало биться, словно у подростка. Театр! Она всегда его любила, но муж был равнодушен к этому. А потом появились дети, внуки, и интерес постепенно угас.
— Я подумаю, — ответила она.
— Мама, кто звонил? — поинтересовалась Ольга.
— Знакомая.
И вновь несказала правду. Что с ней творится?
Вечером на кухне она сидела, погруженная в размышления. Почему она боится озвучить свою реальность? Что плохого в том, что у неё есть друг?
— Мам, завтра пойдёте с Леной к врачу? У неё горло воспалилось, — сообщил Игорь.
— Конечно.
Всегда это «конечно». А если ей захочется в театр?
— Игорь, можно завтра вечером я выйду?
— Куда именно?
— В театр.
— С кем?
— С… знакомым.
Игорь нахмурился.
— Мама, вы что, встречаетесь с кем-то?
— А что в этом такого?
— Как что? Полгода назад папы не стало! Что скажут люди?
— А что они скажут?
— Что вы… ну… ведёте себя неподобающе.
Неподобающе. В шестьдесят четыре года стремиться к счастью — неприлично.
— Мама, вы же понимаете, в вашем возрасте следует думать о внуках, а не о романах, — вставила Ольга.
— А в каком возрасте мне разрешено быть счастливой? Семьдесят? Восемьдесят?
— Мы о вас заботимся! Не хотим, чтобы вас обманули!
— Вы заботитесь о себе. Вам удобнее, когда я дома сижу и бесплатно нянчу ваших детей.
Наступила тишина. Игорь покраснел.
— Мама, как вы можете так говорить?
— Просто говорю правду.
Она ушла в свою комнату. Точнее, в ту, где раньше спала она. Теперь там спали внуки, а она ночевала на раскладушке в гостиной.
Ночью лежала без сна, держа мысли о прожитых сорока годах с мужем. Он был хороший человек, но властный. Решал, куда ехать отдыхать, что покупать, с кем дружить. Она была привыкла подчиняться, а теперь в роли хозяев гоняют дети.
С утра позвонила Василию Николаевичу.
— Я согласна. Пойду в театр.
В театре было прекрасно. Она вспомнила, как это — сидеть в шикарном зале, слушать живую речь актёров, ощущать себя культурной личностью, а не только бабушкой и домохозяйкой.
— Вам понравилось? — спросил Василий Николаевич во время антракта.
— Очень.
— Может, ещё куда-нибудь сходим? В музей, например?
— Хотела бы, но…
— Но?
— Дети против.
— А вы у нас что, несовершеннолетняя?
Верный вопрос. Ведь именно так она сейчас себя и ощущает — как ребёнок, за которого взрослые принимают решения.
Дома разгорелся скандал.
— Мама, куда вы ходили до одиннадцати вечера? — Игорь ходил по комнате, как рассвирепевший медведь.
— В театр.
— С кем?
— С Василием Николаевичем.
— Кто это вообще?
— Пенсионер, учитель, вдовец.,— Мама, вы что, разума лишились? В вашем возрасте! А вдруг он окажется альфонсом?
— Альфонс? — усмехнулась она. — Игорь, ты что, пересматриваешь «Санта-Барбару»?
— Не шути! Это серьёзно!
— Что именно серьёзно? Моё желание жить?
— Ну вы же и сейчас живёте! У вас семья, внуки!
— Обязанности у меня есть, а где сама жизнь?
Ольга разместилась на диване и покачала головой.
— Мама, ну вы ведёте себя словно подросток! Влюбились, что ли?
На самом деле, влюбилась. В свои шестьдесят четыре — влюбилась, как девочка. И что в этом такого плохого?
— А если я действительно влюбилась?
— Вам должно быть стыдно!
— Почему именно стыдно?
— Потому что это ненормально!
Опять звучало это слово. Непристойно жить, неприлично любить, непозволительно быть счастливой.
Следующие две недели между ними установилась холодная война. Дети нарочно не вступали с ней в разговор, а сама она продолжала видеться с Василием Николаевичем. Они гуляли по Кременчугу, посещали музеи, просто сидели на скамейке и беседовали.
— Вы знаете, Тамара Сергеевна, — однажды произнёс он, — а что если мы будем жить вместе?
— Что значит?
— Ну, поженимся. Или просто станем соседями в одной квартире. У меня двухкомнатная, места хватит.
Сердце застучало сильнее. Жить вместе… Как это звучит!
— Но дети…
— А дети пусть живут своей жизнью. Вы не обязаны жертвовать собой ради них.
Дома она рассказала об этом Игорю.
— Что? — побелел он. — Мама, вы совсем с ума сошли?
— Почему ты так говоришь?
— Потому что это полнейшая глупость! Вы его знаете всего неделю!
— Уже месяц.
— Месяц! И сразу замуж?!
— А сколько нужно? Год? Два? В моём возрасте времени мало.
Ольга встала и с выражением произнесла:
— Мама, мы ставим вас перед выбором. Либо перестаёте вести эти глупости с вашим… Василием, либо мы съезжаем.
Тамара Сергеевна посмотрела на них. Сын — красный от злости, невестка с каменным выражением лица. Внуки сжимались в углу, испуганные.
— И вы правда уйдёте?
— Уйдём! — заявил гордо Игорь.
— Хорошо, — тихо ответила она. — Тогда съезжайте.
Воцарилась тишина. Игорь открыл рот, но потом молча хлопнул им.
— Мама, что вы говорите?
— То, что думаю. Уходите. Это моя квартира, моя жизнь.
— Но мы же… мы же заботимся о вас!
— Вы пользуетесь мной. Бесплатная няня, домработница, повариха. А я устала.
— Мама!
— Всё. Решение принято.
Спустя неделю она переехала к Василию Николаевичу. Квартира оказалась светлой и уютной. Он готовил завтрак, она занималась уборкой. Почти как в молодые годы, только гораздо лучше. Никто не приказывал, не требовал и не упрекал.
Но счастье оказалось недолгим. Однажды, когда Василий Николаевич был на приёме у врача, к ней пришли его дети — сын и дочь, оба около сорока лет.
— Кто вы такая? — без приветствия спросила дочь.
— Я Тамара Сергеевна. А вы?
— Мы дети Василия Николаевича. И против того, чтобы вы с ним были вместе.
— Почему?
— Потому что вы преследуете цель завладеть наследством.,— Наследство от чего именно?
— От квартиры и дачи. Думаете, мы этого не замечаем?
Тамара Сергеевна растерялась: она даже не думала о какой-то квартире.
— Послушайте, — произнёс сын, — без обид, пожалуйста. Вы хорошая женщина, но папе сейчас нужен покой, а не любовные страсти.
— Он сам примет решение, что ему нужно.
— Нет, он не сможет. Он болен маразмом.
— Ваш отец умный, образованный человек!
— Но он поддался вашим чарам. Мы не позволим этому продолжаться.
Дочь вынула из сумочки конверт.
— Вот пятьдесят тысяч. Возьмите и уходите.
Тамара Сергеевна смотрела на деньги и понимала: всё вновь повторяется. Опять её считают никем, опять решают за неё.
— Уберите свои деньги.
— Тогда обратимся в суд. Признать отца недееспособным.
— На каком основании?
— Эти основания найдём.
Когда они ушли, Тамара Сергеевна осталась на кухне и плакала. Неужели для её счастья нет места?
Вечером пришёл Василий Николаевич.
— Что случилось? — он сразу понял по её лицу.
Она рассказала всё. Василий Николаевич слушал, его лицо с каждым словом помрачнело.
— Ну что ж, — сказал он наконец. — Собирайтесь. Едем на дачу.
— Куда?
— На дачу. У меня в деревне есть дом. Небольшой, но уютный. Там нас никто не найдёт.
— А ваши дети…
— Пусть идут лесом. Четыре десятка лет я работал, чтобы купить квартиру и построить дачу. И имею право жить, как хочу.
Дача оказалась настоящим раем. Небольшой деревянный дом, сад и речка рядом. Они проживали как молодожёны: Василий Николаевич возился в огороде, она готовила, вечерами вместе читали книги.
— Знаете, — однажды сказала она, — я впервые в жизни чувствую настоящее счастье.
— И я, — улыбнулся он.
Через месяц к ним приехала младшая дочь Нина. Тамара Сергеевна испугалась: снова скандал?
Но Нина обняла её.
— Мама, как ты хорошо выглядишь! Просто помолодела!
— Правда?
— Абсолютно. К тому же Игорь звонил, жаловался. Говорит, ты их бросила.
— Я их не бросала. Просто выбрала свою жизнь.
— И правильно сделала. Знаешь, что я ему ответила?
— Что?
— Если хочет жить в квартире — пусть платит аренду. Двадцать тысяч в месяц.
— Нина!
— Что «нина»? Это справедливо. Квартира твоя, пусть платят.
Тамара Сергеевна рассмеялась. Впервые за долгие годы кто-то встал на её сторону.
Вечером они сидели на веранде: Василий Николаевич читал газету, она вязала. Тишина, спокойствие, счастье.
— Василий Николаевич, — сказала она, — а не поздно ли нам пожениться?
— Никогда не поздно, — улыбнулся он. — Хотите?
— Хочу.
Он отложил газету и взял её за руку.
— Значит, поженимся. Во дворце регистрации, как полагается. Пусть все знают, что мы счастливы.
Тамара Сергеевна смотрела на закат и мысленно повторяла: жизнь способна начаться заново в любом возрасте. Главное — не бояться.
А в Кременчуге Игорь с Ольгой обустраивались в своей трёхкомнатной квартире и постепенно принимали мысль, что мама вправе иметь собственную жизнь. Особенно после того, как поняли, что двадцать тысяч в месяц — не слишком много, но придётся платить.