Ты говорила, что дальше справишься сама. — Тогда это было одно, а теперь совсем другое! — резко ответила она. — Вам что, так сложно?
Ведь у вас есть премия!
Тамара ощутила, как сердце сжалось внутри.
Вот оно — повторение старой схемы.
Сначала просьба, потом упрёки, а потом — давление через жалость.
Она взглянула на Алексея: он молчал, неловко играя с краем рубашки.
И Тамара поняла — он сомневается.
Он слишком хорошо знал мамину стратегию: бить по самым уязвимым местам, пока человек не сдастся. — Если мы сейчас уступим, — тихо произнесла Тамара, — это повторится снова.
И ещё раз.
И так бесконечно.
На кухне воцарилась тяжёлая тишина.
Только настенные часы равномерно отбивали секунды, словно подчёркивая: выбор предстоит сделать немедленно.
Решающий момент Алексей провёл молча, опустив взгляд в тарелку.
Он словно снова стал мальчиком, перед которым стоит строгая мать и требует отчёта.
Тамара видела в нём борьбу двух чувств: сыновнего долга и ответственности за семью.
Нина Петровна, заметив его замешательство, сразу же изменила тактику.
Её голос стал мягче, почти жалобным: — Сынок, ты же у меня единственный.
Неужели допустишь, чтобы судебные приставы меня таскали?
Я ведь не чужая тебе… Алексей провёл рукой по лицу, тяжело вздохнул и пробормотал: — Может, отдадим ей часть… хотя бы половину… Тамара почувствовала, как сердце сжалось от боли.
Всё внутри кричало: «Вот оно!
Она добилась своего!» Она посмотрела на мужа и твёрдо произнесла: — Если сейчас мы отдадим премию, знай: это не последний раз.
Нина Петровна резко подняла голову, услышав эти слова: — Конечно, не последний!
В семье всегда что-то происходит.
Сегодня мне, завтра вам.
Разве не для этого родные?
Тамара глубоко вздохнула.
Эти слова стали последним ударом. — Значит, вы уже рассчитываете обращаться к нам снова? — спросила она, не отводя взгляда от свекрови. — А что в этом плохого? — та даже не моргнула. — Семья — это поддержка.
Разве нет? — Нет, — покачала головой Тамара. — Поддержка — это когда человек стоит на собственных ногах.
А не висит на шее у других.
Свекровь возмущённо фыркнула: — Вот и видно, что ты из тех, кто считает копейки.
Я-то думала, что ты хотя бы понимаешь, как трудно в моём возрасте. — Я понимаю, — голос Тамары дрогнул, но она взяла себя в руки. — Но помощь должна быть добровольной, а не по принуждению.
Я заработала эту премию.
Работала по вечерам, брала дополнительные смены.
И я не позволю, чтобы всё это ушло на чужие долги. — Чужие?! — Нина Петровна вскочила. — Да как ты смеешь!