Утром Тамара Сергеевна позвонила дочери напрямую на работу. Голос её был сиплым, прерывался:
— Анна… мне плохо, на улице внезапно стало дурно…
— Мама, где ты сейчас? Я сейчас отпрошусь! Папе звонила?
— Он с приятелями уехал на дачу. Телефон не берет. Я совсем рядом с твоим домом… но сил дойти нет.
Спустя пятнадцать минут Анна уже вела мать под руку к подъезду. Тревога сжимала горло — у мамы в последнее время сердце шалило, и каждый такой звонок воспринимался как тревожный сигнал. Поднявшись на этаж, она вставила ключ в замочную скважину и… застыла.
Из спальни доносились странные, откровенно недвусмысленные звуки. Она рванула туда, резко распахнула дверь — и увидела, как её муж Игорь, этот «великий художник», ловко выскакивает из-под одеяла, а за ним туда же металась незнакомая девушка, поспешно собирая вещи.
— Ты?! — голос Анны дрожал. — Как ты мог? Говорил, что всю ночь пропадаешь в мастерской! А мою маму называл параноичкой!
— Ну зачем сразу? — взмолился Игорь, прикрываясь одеялом. — Всякое бывает. Мы же творческие души. Импульс, вдохновение, порыв…
— Порыв?! — Анна сорвалась на крик. — Собирай вещи и иди к своей мамаше! Или в свою холодную мастерскую — там и творь свои «шедевры»!
Между тёщей и зятем давно шла скрытая вражда. Тамара Сергеевна считала его пустозвоном, франтом и мошенником, примазавшимся к модному искусству. Рыжие волосы, бородка «козликом», лаковые ботинки и бесконечные монологи о «свободе творчества» — всё это раздражало её до глубины души.