Вам у нас понравится!
Пятничный вечер медленно опускался на город, окутывая улицы усталой синевой. В их квартире витал аромат мелиссы, смешанный с тревожным ожиданием. Мария устроилась на диване, поджав под себя ноги и обняв руками заметно округлившийся живот. Тошнота, не отпускавшая её последние месяцы, сегодня особенно давила.
— Саш, может, побудешь дома? — тихо произнесла она, когда муж вышел из спальни, застёгивая на ходу рубашку. — Мне совсем нехорошо.
Александр метнул в её сторону раздражённый взгляд.
— Мария, мы же всё обсудили. Сегодня баня с ребятами. Это уже традиция, каждую пятницу. Ты же в курсе.
В его тоне звучала холодная решимость. Для него её слова были всего лишь очередной прихотью, нарушающей привычный ритм. Для неё — крик о помощи, попытка удержать рядом. Он подошёл к зеркалу и поправил воротник.
— Беременность — это не болезнь, — бросил он, не поворачиваясь. — Я же не могу теперь всем жертвовать. У меня тоже есть право на свою жизнь.
Два разных мира столкнулись в этом коротком разговоре. Её вселенная сузилась до стен квартиры и новой жизни внутри неё, наполнилась тревогами, надеждами и переменами. Его же мир оставался прежним: работа, друзья, еженедельная баня с Назаром и Виталием. То, что для неё стало центром бытия, для него оставалось чем-то отдалённым, ещё не наступившим.
Он накинул куртку, звякнул связкой ключей.
— Я ненадолго. Вернусь — ты уже спать будешь.
Хлопнула дверь. Тишина, нарушаемая лишь мерным тиканьем часов, накрыла Марию. Она осталась одна — с тошнотой и горьким чувством одиночества.
Память услужливо выдала образ из прошлого. Тренажёрный зал. Он — уверенный, сильный — объясняет ей, как правильно выполнять становую тягу. Его улыбка, запах парфюма, лёгкое прикосновение к спине, когда он поправлял её осанку. Потом была быстрая, весёлая свадьба, медовый месяц в горах, где они бродили по тропам, смеялись до слёз и строили мечты. Их жизнь тогда казалась гармонией компромиссов и радостей. Он чувствовал её настроение, угадывал желания, был её опорой.
Новость о беременности поначалу принесла радость обоим. Александр носил её на руках, целовал живот, мечтал, как будет учить ребёнка кататься на лыжах. Но эйфория быстро сменилась повседневностью. Её жизнь начала стремительно меняться, а он будто цеплялся за прежнюю — удобную и понятную — в которой не было места слабости, слезам и постоянной усталости.
Мария словно оказалась в затяжной буре. Токсикоз изматывал, отнимал силы. Постоянная слабость валила с ног, а гормональные всплески вызывали резкие смены настроения — от безудержной радости до слёз над рекламой корма для кошек. Она оставила работу, круг общения сузился до минимума. Её мир теперь вращался вокруг будущего малыша.
Александр же продолжал жить по привычному расписанию: работа, отчёты, встречи. По вечерам — спортзал, по пятницам — баня, по выходным — рыбалка. Он искренне ждал появления ребёнка, но воспринимал это как нечто отдалённое. Сейчас же, по его мнению, нужно было продолжать жить, зарабатывать, двигаться вперёд. Он не понимал, почему его жизнь должна меняться уже сейчас.
Однажды днём Марии стало особенно плохо. Голова кружилась, слабость была такой, что она едва добралась до кухни. Сжав в ладони телефон, она набрала мужа.
— Саш, привет. Ты можешь приехать пораньше? Мне совсем нехорошо, даже встать не могу.
В трубке раздался его оживлённый голос:
— Мария, привет! Представляешь, мне премию дали! Наконец-то! Слушай, не получится — у нас совещание по новому проекту, потом с начальством детали обсуждаем. Выпей чаю, полежи. Всё пройдёт.
Он говорил быстро, с воодушевлением, и она поняла: её просьба прозвучала неуместной нотой в его радостном дне. Она молча завершила звонок.
В тот вечер Александр вернулся далеко за полночь. Дверь распахнулась, и в квартиру ввалился он — весёлый, навеселе, а за ним — его лучший друг Назар. Они громко смеялись, обсуждая что-то своё.
— А вот и наш домашний очаг! — воскликнул Александр. — Назар, заходи, сейчас чайку заварим!
Они шумели на кухне, роняя посуду, двигая стулья, не задумываясь о том, что в соседней комнате лежит его больная жена. Мария свернулась клубком под одеялом, зажав уши руками и сдерживая слёзы обиды.