Оксана сидела на кухне у окна, когда это произошло. Просто поднялась, чтобы взять соль — хотела досолить суп, — и вдруг почувствовала, как ноги стали чужими, будто налиты свинцом. Не успев дойти до стола, опустилась прямо на пол, зацепив банку с крупой. Гречка рассыпалась по линолеуму, а она в отчаянии пыталась собрать её дрожащими пальцами, размазывая по лицу злые слёзы.
Богдан пришёл домой ближе к вечеру — ушёл с завода пораньше: что-то кольнуло в груди, попросился отпустить. Суп давно выкипел, в квартире стоял запах пригоревшей моркови. В прихожей было тихо; из кухни пробивалась узкая полоска света.
— Оксана! — он замер на пороге с пакетом хлеба в руке. Жена сидела у батареи и машинально перебирала рассыпанную крупу.
Скорую ждали молча. Оксана всё пыталась рассказать про суп: «Ты поешь хоть что-нибудь… В холодильнике котлеты есть…» Богдан держал её ладонь — исхудавшую, с выступающими венами и обручальным кольцом, которое теперь свободно болталось на пальце.
В больнице пахло хлоркой и подгоревшей капустой из столовой. Молодой врач с аккуратной бородкой долго изучал снимки, хмурился и рисовал какие-то схемы на бумаге. Говорил много и путано, а потом вдруг произнёс просто:
— Готовьтесь. Легко не будет.
Богдан молча кивал и записывал названия препаратов (восемь тысяч двести гривен! а пенсия у Оксаны всего тринадцать), а перед глазами стояло фото из деревни: жена смеётся в красном сарафане с охапкой ромашек в руках. Это было двадцать лет назад — на турбазе «Рассвет».
***
В палате Оксана старалась улыбаться и показывала рукой на соседку:
— Познакомься: это Марфа Степановна, преподаёт математику в школе.
Марфа Степановна — худощавая женщина с землистым лицом — приветливо кивнула головой. На её тумбочке стояла фотография мальчика лет десяти.
— Внук мой, — пояснила она. — Математика ему не даётся совсем… Зато гитару освоил быстро.
Богдан возвращался домой пешком – хотя мог бы доехать трамваем – но мысли не отпускали: «Будет тяжело». Во дворе играли дети; воздух был наполнен ароматом сирени и запахом копчёной рыбы из чьего-то окна.
«Надо Марку позвонить», – подумал он о сыне. И вдруг остановился посреди двора как громом поражённый: вспомнил мечту Оксаны о домике за городом. «Вот выйдем на пенсию…» – говорила она про яблони во дворе, грядки и варенье для внуков. А он отмахивался тогда – мол рано ещё думать об этом.
Он постоял немного под весенним фиолетовым небом, затем достал старенькую «Нокию» со сколотым экраном.
— Марко? Это отец твой… Послушай… тут такое дело…
На следующий день Богдан взял выходной на заводе и отправился искать тот самый журнал с объявлениями о продаже домов – тот самый сборник объявлений, который Оксана собирала три года подряд и помечала интересные варианты красным карандашом.
Время ещё оставалось. Оно должно было быть…
***
Риелтор Маргарита – дородная женщина в жилете ручной вязки – говорила без умолку: про газовое отопление, соседей по улице и автолавку по средам. Богдан слушал вполуха; его взгляд блуждал по щелям между половицами пола. Это был уже третий дом за неделю – но всё не то…
— А знаете что? – внезапно сказала Маргарита у крыльца дома, снимая сапоги. – Есть один вариант… Не всем показываю его.
Она вытащила из своей огромной сумки блокнот в цветочек и начала листать страницы:
— Гостомель… участок двенадцать соток… Дом деревянный крепкий… Хозяин умер недавно… Сын живёт в городе… Продаёт недорого…
— Далеко?
— Минут сорок езды машиной… Электричка рядом проходит… Главное — место ровное…
Слово «ровное» зацепило Богдана особенно сильно: последние дни он только об этом думал — как Оксане будет удобно передвигаться по участку в коляске…
До Гостомеля добрались к полудню. Апрельское солнце припекало почти по-летнему; воздух наполняли запахи прошлогодней травы и лёгкий дым от печей поблизости. Дом стоял чуть особняком от других построек — добротный брусовый дом с высоким фундаментом. Палисадник зарос шиповником; яблони старые раскидистые выглядели ухоженными несмотря ни на что.
– Леонид Иванович хозяином был… Знаете какие яблоки здесь собирал?..