В кухне бушевали такие страсти, что даже чайник на плите, казалось, быстрее закипел. Наташа стояла у окна, бледная, закусив губу, то и дело сжимая кулаки. Лёша дёргал себя за ворот футболки, с трудом сдерживая злость. А в центре стояла она — Тамара Петровна, грозно воздев руки к потолку.
— Да что же это за жизнь такая, — восклицала она, оглядываясь то на дочь, то на зятя, — не даёте спокойно дожить свой век!
— Мам, давай спокойно, — попросила Наташа дрогнувшим голосом, но в нём чувствовалась готовность вот-вот сорваться.
— Спокойно?! — возвысила голос Тамара Петровна. — Спокойно я жила у себя в квартире, пока вы не надумали притащить меня в этот вертеп!
— Никто не тащил, — процедил Лёша, сложив руки на груди. — Мы хотели, чтобы вам было лучше, чтобы внука почаще видели и сами рядом были…
— Ах, рядом! Рядом, значит, чтобы я всё видела и молчала? Вы думаете, я не замечаю?
— Что вы замечаете, Тамара Петровна? — зло переспросил он. — Скажите прямо, в чём дело?
Но ответа не последовало. Тамара Петровна обожгла зятя взглядом, махнула рукой и со словами: «Поговорите тут без меня, я ухожу к себе» — быстро вышла из кухни, громко хлопнув дверью.
***
Полгода назад никаких таких скандалов и в помине не было. Всё, как ни странно, началось с добрых намерений. У Наташи и Лёши рос пятилетний сынок Ванечка, и как-то раз они решили, что бабушке неплохо бы чаще видеться с внуком.
Тамара Петровна жила тогда на другом конце города, в старой панельке без лифта. Ей было за шестьдесят, здоровье уже не ахти, хотя на пенсию она вышла относительно недавно.
Разговор о переезде мамы к ним зашёл, когда они все вместе праздновали день рождения Ванечки. Тамара Петровна как раз жаловалась на протекающий кран у себя дома, а ещё на соседа сверху, который вечно затапливал её кухню. Лёша, человек в целом добродушный и хозяйственный, предложил:
— Тамара Петровна, давайте вы пока поживёте у нас. Тут всё удобнее: третий этаж, лифт работает, поликлиника в трёх шагах, и Ванечке только на пользу, что вы рядом. А я на днях посмотрю, что у вас там с краном, может, починю.
Наташа поддержала мужа с энтузиазмом, довольная тем, что Лёша проявил инициативу. Она-то всегда чувствовала себя виноватой, что редко заезжает к маме. Тамаре Петровне идея тоже показалась заманчивой. Она сказала:
— Ну, давайте на недельку-другую. Опять же, пообщаемся хоть по-семейному, а то только забегаете на час, и всё.
И уже через три дня Тамара Петровна, на удивление бодрая, с двумя чемоданами переехала к ним «временно».
***
Сначала было даже весело: бабушка с внучком играли в лото, резались в «морской бой» на листочках в клеточку, она рассказывала Ванечке старые сказки. Даже Лёша с интересом слушал эти истории, иногда подшучивая:
— Тамара Петровна, а вы что, всë это наизусть помните с самого детства?
— Ну да, в наше-то время мультфильмов не было, так что книжек мы много читали.
Наташа вздыхала с облегчением: наконец-то дома были и муж, и ребёнок, и мама — настоящая большая семья.
Но постепенно начались мелкие трения. Тамара Петровна привыкла к своему укладу, она очень ценила порядок и экономию. Её раздражали включённые повсеместно лампочки, это «транжирство электричества».
Она ворчала, что на балконе холодно и там нельзя сушить бельё, и что Наташа должна гладить рубашки «как надо, а не абы как».
Поначалу Наташа с Лëшей отшучивались:
— Век живи, век учись.
Но тёща становилась всё более настойчивой, принимаясь то учить, как варить суп, то жаловаться, что ребёнок неровно складывает игрушки, а отец ему и слова не скажет.
Лёша уже начал подмечать, как за ужином Тамара Петровна бросает на него тяжёлые взгляды, будто он что-то украл. Он пробовал обсуждать это с женой:
— Наташ, тебе не кажется, что маме твоей в последнее время всё не так? Я уже и посуду за собой мою сразу, и света лишнего не включаю. Она всё равно придирается, прямо ищет, к чему бы прицепиться.
— Лёш, не преувеличивай. Ну она же старшее поколение, у них там свои привычки. Это же моя мама, нам надо отнестись с пониманием, — говорила Наташа, стараясь не нагнетать.
Однако в душе Наташа тоже уставала от бесконечных советов, ценных указаний и контроля со стороны мамы. Просто не решалась сказать ей об этом прямо, будто бы боялась ранить.
Ведь пожилой человек, живёт теперь не у себя дома, а в гостях у дочери. Но Тамара Петровна ничуть не выглядела сконфуженной: она чувствовала себя, как королева, которая должна поддерживать порядок в королевстве.
Ситуация усугубилась, когда Лëша решил купить новый холодильник. Тёща вновь отреагировала с раздражением:
— И что, куда ты денешь этот старый холодильник? Выбросить хочешь? Это же ещё «Минск», он работает как часы!
— Работает-то он шумно, да и продукты уже не так морозит. Тамара Петровна, давайте не будем скандалить из-за холодильника, который свое отслужил.
— Так починить можно! Зачем тратить деньги? Вы молодые, вам ещё ипотеку платить, на что вы жить потом будете?
Вместо того, чтобы радоваться покупке, Тамара Петровна при каждом удобном случае ворчала и обвиняла Лёшу в излишней расточительности, а заодно упрекала и Наташу, что та «не следит за мужем, пускает семейный бюджет на ветер».
— Ты, Наташ, совсем не думаешь о завтрашнем дне! – повысила голос тёща однажды вечером на кухне.
— Мам, у нас есть накопления, да и новый холодильник – не роскошь, а необходимость, — оправдывалась Наташа.
Но напряжение всё нарастало.
***
Накопившееся недовольство, взаимные обиды, раздражение вылились в итоге в грандиозный скандал. В тот момент все чувствовали, что дело не только в холодильнике, не в счётах за электричество и не в игрушках, разбросанных по комнате. Был какой-то глубинный конфликт.
Наташа долго стояла возле окна в кухне. Ей не хотелось выходить и видеть сейчас ни мужа, ни маму. При этом внутри неё бурлили воспоминания об отце: как когда-то, когда она была школьницей, Тамара Петровна постоянно учила его «как надо жить», и тот, в конце концов, просто ушёл.
Наташа невольно думала, не произойдёт ли с Лёшей то же самое, если разлад с тёщей зашёл настолько далеко.
Она понимала, что мама вряд ли изменится. Да и Лёша, которого Тамара Петровна когда-то обожала как «надёжного зятя», теперь раздражал тёщу, потому что не соглашался терпеть упрёки молча. Надо было что-то решать.
Наташа взяла себя в руки и пошла в комнату, где обосновалась Тамара Петровна. Та сидела на диване, прикрыв глаза, вид у неё был усталый. Но когда заметила, что дочь вошла, сразу заговорила:
— Накричал на меня твой Лёша, да, Наташ? Даже не стесняется. А я ведь тоже человек, мне и так невесело на старости лет.
— Мам, ну успокойся, — Наташа опустилась рядом, вздохнула. — Мы все тут на нервах. Ты понимаешь, что всё это из-за каких-то мелочей в быту?
— Мелочи в быту, говоришь? Да это вся жизнь! Копеечка к копеечке, и вот тебе будущие вложения… Когда Ванечка вырастет, где деньги брать, чтобы ему за учёбу заплатить? Лёша твой только и знает, что раскошеливаться на ерунду.
— Да перестань ты, у него голова на месте. Он не глупый, работает, получает нормально. Если что, и я работаю. Нам хватает. Мы ж не просим тебя платить за еду или коммуналку.
— Вот именно — не просите. А мне-то каково на это смотреть? Ведь я знаю, как тяжело потом может быть. У меня опыт жизни за плечами!
Наташа провела рукой по лбу, почувствовала, как накатывает безысходность. Мама всё равно стояла на своём. Казалось, что Тамара Петровна намеренно ищет, к чему бы придраться, чтобы просто не быть в стороне. Пытается показать свою нужность.
В какой-то момент Наташа поняла, что поддерживать слепо мамину позицию у неё больше нет сил.
— Мам, только обещай, что не обидишься, — тихо начала Наташа. — Но мне кажется, ты иногда слишком лезешь в нашу жизнь. Мне тяжело. И Лёше тяжело.
— Это я-то лезу?! — вскинулась Тамара Петровна. — Я хотела как лучше! Да кто бы вам супчик-то варил, когда вы оба до ночи на работе? Кто бы с Ванечкой сидел?
— Да мы же все это ценим, мам, но… мы действительно устали от постоянных замечаний.
Тамара Петровна отвернулась, сжала губы. Казалось, что она обижена и на дочь, и на весь свет.
— Ладно, иди к своему Лёше, раз уж я такая лишняя, — проговорила она после паузы.
Наташа вышла. И тут же услышала тихий голос сына Ванечки из соседней комнаты:
— Мам, а почему бабушка грустит?
Сердце ёкнуло. Надо было как-то прекратить весь этот дурдом.
***
Лёша сидел в гостиной, вертя в руках пульт от телевизора, хотя сам телевизор не включал. Наташа вышла к нему, они встретились взглядами.
— Лёш… — тихо начала она.
— Послушай, я всё понимаю, это твоя мать. Я не хочу скандалить. Но ей вечно всё не так. Я уже пасую, не знаю, как жить дальше, — Лёша говорил монотонно, словно выговаривая тяжесть с души. — Она меня не переваривает, я это чувствую.
— Знаю… просто она привыкла жить одна, и сейчас ей всё кажется неправильным.
— Да при чём тут привычка жить одной? Она каждый шаг контролирует! Мы не можем даже с тобой поговорить на кухне, чтобы она не сидела у нас над душой и не следила, сколько ложек сахара я в чай кладу. Это ненормально.
— Лёш, а что делать? Выпроваживать? Сама понимаешь, ей некуда сейчас уехать: мы же сами в её квартире ремонт начали.
— Я готов уже ехать сам делать этот ремонт, лишь бы она вернулась к себе. Потому что дальше так жить — это ужас, — в голосе мужа чувствовалась стальная решимость.
— Лёш, я поговорю с ней… Но ты же понимаешь, ей будет тяжело. Она одна, папа давно ушёл…
— Наташ, я не зверь. Я только за, чтобы общаться, помогать. Но жить вместе больше не могу. Я устал чувствовать себя каким-то двоечником под гнётом училки, — он горько усмехнулся. — Извини за грубые слова…
— Да не за что. Я всё понимаю, — Наташа накрыла его руку своей ладонью. — Ты только не думай, что я не ценю тебя. Ты у меня хороший, правда. Просто я запуталась…
В этот момент из коридора послышался резкий голос Тамары Петровны:
— Наташ, Лёша, вы там что, уже решили, как меня выставить?
— Мам, мы не решаем, как тебя выставить, не говори глупостей, — вздохнула Наташа, стараясь не сорваться.
— А чего ж тогда шепчетесь, да ещё какие-то ремонты собираетесь у меня делать? Думаете, мне не слышно?
Лёша потер переносицу, сел ровнее и сказал:
— Тамара Петровна, мы хотим вам помочь вернуться домой в нормальные условия. Я готов заняться ремонтом. Никаких скрытых смыслов нет.
— Да у меня денег нет на ремонт. А ты думаешь, я позволю себя подаянием кормить?
— Мы же семья, какое подаяние… — Наташа старалась говорить мягко. — Почему ты воспринимаешь это, будто мы тебя гоним?
Тамара Петровна, казалось, вот-вот разрыдается, но лицо оставалось строгим.
— Потому что вы и гоните! Вам тут, молодым, видите ли, не хочется, чтобы я приглядывала за порядком. Всему научились сами, да? Может, мне лучше в дом престарелых, чем вот так унижаться?
Наташа встрепенулась, а Лёша разозлился:
— Да что вы такое говорите, Тамара Петровна?! Какой дом престарелых? Вам на самом деле нужно просто жить в своих стенах, по своим правилам, а мы будем помогать. Вам, наверное, самой было бы спокойнее.
— А что плохого в том, чтобы вместе жить? Я же думала, что могу быть полезна.
На этих словах тёща внезапно заплакала, быстро стёрла слёзы и с обидой добавила:
— Только вы, видно, не хотите моей помощи…
Она ушла к себе, громко хлопнув дверь.
Наташа почувствовала, как в душе рождается острое чувство вины. Да, они устали от ее вечного контроля, но ведь она и впрямь хотела как лучше.
Простая женщина с непростой судьбой, которая всю жизнь пахала, тащила на себе семью, пережила болезненный развод, теперь боится стать ненужной.
— Лёш, я пойду к ней попозже, пусть успокоится, — сказала Наташа едва слышно.
— Да, конечно, — вздохнул Лёша. — Но мы всё равно должны решить, что делать.
***
Вечер прошёл в гнетущей тишине. Тамара Петровна так и не вышла ужинать, Ванечка всё спрашивал:
— Мам, а бабушка больше не будет с нами кушать?
— Будет, сынок, просто сегодня у бабушки плохое настроение, — Наташа гладила сына по голове, стараясь скрыть беспокойство.
Ночью никто нормально не спал. Наутро Наташа отвела ребёнка в садик, а вернувшись, увидела, что мама сидит на кухне, бледная, уже одетая «на выход», рядом лежал чемодан.
— Мам, ты куда? — опешила Наташа.
— Домой. Свой ремонт я переживу. Как-нибудь. Я свою жизнь прожила, а вы тут живите как хотите.
— Мам, подожди, ты же так никуда не доедешь с этим тяжёлым чемоданом… Давай мы тебя отвезём, Лёша сейчас…
— Лёшу я видеть не хочу, — жёстко отрезала Тамара Петровна. — И не думайте вызывать такси, я уж как-нибудь сама.
В этот момент в коридоре показался Лёша:
— Тамара Петровна, доброго утра… Мы, может, поговорим спокойно?
— О чём говорить? О том, что я тут лишняя? Я сама всё поняла. Не волнуйтесь, мне не впервой справляться одной, — она взяла чемодан и, неловко переступая, направилась к выходу.
— Да погодите же! — бросился к ней Лёша. — Мы не хотели, чтобы всё так кончилось. Мы же родные люди…
— Родные не выставляют родных, — процедила Тамара Петровна, не оборачиваясь.
Грохнула входная дверь, и в квартире повисла тишина. Наташа, прикрыв глаза, прислонилась к стене. Лёша стоял рядом, не решаясь притронуться к жене.
— Наташ… — тихо позвал муж.
— Всё, — ответила она с надрывом, — мама ушла.
Они стояли так несколько минут, каждый думал о своём. Лёша чувствовал некое облегчение и одновременно вину. Наташа чувствовала боль, сожаление и растерянность.
Ведь только сейчас она поняла, что все эти ссоры и скандалы, какая бы ни была мама, всё же оставили глубокую рану. Она внезапно осознала, что сама подтолкнула её к уходу, не встав на мамину сторону, а уже и не хотела — понимала, что это разрушает их семью с Лёшей. Но всё равно это было страшно и горько.
— Может, я поеду за ней, попробую остановить? — предложил Лёша. — Она же, может, сидит сейчас на остановке и плачет.
— Нет, не надо, — Наташа посмотрела на мужа пустым взглядом. — Мамина гордость всё равно не позволит вернуться. А если сейчас её привести обратно силой, то это будет бесконечная война.
— Но ты ведь не хочешь, чтобы она пропала из нашей жизни.
— Конечно, не хочу, — Наташа опустила голову. — Только я уже не знаю, как нам всем жить вместе. И думаю, что пока лучше так…
Она прошла в комнату сына. Там всё напоминало о бабушке: тёплый плед, заботливо купленный когда-то в подарок, стопка книг со сказками на столе.
Наташа непроизвольно всплакнула, вспомнила, как Ванечка с нетерпением ждал бабушкиных сказок каждый вечер. Теперь бабушка встала и ушла, унося с собой часть домашнего уюта, хоть и слишком строгого, но такого родного.
Лёша вошёл следом.
— Наташ, прости, если я наговорил ей лишнего.
— Да всё нормально, ты не виноват, — устало сказала она. — Просто так сложилось.
— А ты сама на чьей стороне в итоге?
— Лёш, это не соревнование. Я люблю вас обоих. Но ты — мой муж, это наша семья, и мне важно быть с тобой. Разве могла я иначе?
Она прислонилась к его плечу. Лёша мягко обнял Наташу, чувствуя, что они слишком устали от этих недель споров. Спокойствие вернулось в дом, но от него веяло горечью утраты.
Через пару часов позвонила мама. Тихим, едва сдержанным от слёз голосом сообщила, что добралась, что всё нормально, и бросила трубку, не позволив Наташе ответить.
Возможно, когда-нибудь они поговорят всё как следует, решат вопрос с квартирой, сделают ремонт и будут жить снова в ладу. Но сейчас сердце Наташи подсказывало, что осадок будет ещё долго напоминать о себе. И мама, видимо, не скоро простит ни её, ни зятя.
Вечером они сидели за кухонным столом вдвоём. Ванечка уже спал. Лёша косился на пустой стул, где обычно сидела Тамара Петровна, и чувствовал комок в горле. Он смотрел на Наташу, пытаясь понять, не ненавидит ли она его теперь за то, что именно из-за него мать уехала. Но Наташа молча держала его за руку и опускала глаза. В тишине скрипели лишь старые кухонные стулья.
— Надеюсь, она поймёт, что мы не хотели ничего плохого, — сказал наконец Лёша.
— Я тоже надеюсь, — тихо ответила Наташа. — А пока что пусть так. Мы, наверно, все совершили ошибку, решив, что вместе станет лучше. Мамина любовь к порядку, к экономии… Она просто привыкла всё контролировать, боится остаться в стороне.
— И всё же обидно, что вот так… — произнёс муж.
— Да, — согласилась жена и с грустной улыбкой посмотрела на дверь. — Тёща в доме лишняя. Как в каком-то дурацком анекдоте.
