— Давно такого не испытывал! — признался 80-летний миллионер новой сиделке. А ночью отдал необычный приказ.
Никто не рвался трудиться у Ивана Соколова — пожилого миллионера, которого прозвали «бронзовым». Он был крепко сложен, резок в обращении и внешне почти не менялся с шести десятков лет.
Лишь стал ходить медленнее, опираясь на трость, а в доме воцарилась тревожная тишина, словно перед надвигающейся грозой.
За его жизнью сменилось более двадцати сиделок. Одни уходили, рыдая, другие — в истерике. «Стерв я боюсь больше смерти», — говорил он медсёстрам, и этот скрипучий смех сопровождал его слова.
Тамара пришла к нему не из лучших побуждений. После развода и гибели сына ей пришлось выживать: сначала работала уборщицей, потом в больнице, а теперь — на этой должности.
Платили неплохо. Но каждый шаг казался прохождением по минному полю. Соколов придирался к малейшим мелочам: «Почему вы так стучите дверью?», «Каша оказалась холодной!», «Вы что, нюхаете мои лекарства?»
Тамара не стала спорить. Просто продолжала выполнять свои обязанности. Спокойно, просто, с человеческой теплотой. Варила бульоны, вытирала полы, вечерами читала ему Чехова. Иногда — Пастернака. Он слушал безмолвно.
Две недели прошли. И однажды, когда она укладывала его под плед, он вдруг прошептал:
— Давно я такого не чувствовал.
— Что именно? — заинтересовалась она.
Он глянул на неё так, будто видел впервые:
— Чтобы кто-то оказывал мне заботу… не по обязанности, а потому что умеет.,Тамара молчала. Он же отвернулся к окну.
В ту же ночь он позвал её кнопкой. Она поспешила — сердце забилось: неужели?
Но он лежал спокойно, глаза открыты.
— Тамара, сделай это, — прошептал едва слышно. — Просто сядь рядом. И… возьми меня за руку. До утра. Я не хочу умирать в одиночестве.
Она села, взяла его руку — теплую, шероховатую. И оставалась рядом до самого утра.
Он скончался на рассвете. Тихо, без боли. Не один.
На похоронах присутствовали всего пять человек. Никого из родственников. Лишь адвокат, водитель и пара бывших коллег.
Спустя неделю ей позвонили из нотариальной конторы.
— Он оставил вам дом. И записку.
«Той, кто научил меня снова чувствовать.
Спасибо, Тамара.,— И. Соколов»
Прошло три месяца.
Дом представлял собой старинное здание с толстыми стенами и книжными стеллажами, которые тянулись до самого потолка. Тамара ничего не меняла в интерьере, лишь на окне появились цветы.
Однажды днём кто-то постучался в дверь. На пороге оказался худощавый молодой человек в очках.
— Вы Тамара? Меня зовут Дмитрий… Я — внук Ивана Сергеевича.
Она замерла на месте.
— У него был внук?
— Мама — его внебрачная дочь. Он никогда не признавал нас. Я узнал о нём лишь из письма. Вот. — Он протянул ей конверт.
Внутри лежала короткая записка:
«Дмитрию. Я был не самым хорошим человеком. Но в конце рядом со мной кто-то был, кто любил меня просто так. Найди её. Она научит тебя этому.
Не бойся жить.,— Дедушка, — тихо произнесла Тамара, убрав письмо. Её сердце сжалось от волнения.
— Заходи, Дмитрий, — пригласила она. — У меня ещё есть мятная пастила. Дедушка её очень любил.
Эпилог
Прошло два года.
На крылечке дома в Кременчуге теперь часто можно было увидеть двоих — женщину с добрыми глазами и молодого человека, который трудился над книгой. Не о бизнесе, не о богатстве. О людях.
Иногда Дмитрий зачитывал ей страницы вслух. В другие моменты они просто молчали вместе.
По утрам дом наполнялся ароматом герани, пастилы и свежей выпечки.
Рядом с дверью на стене висела табличка:
«Ушёл не один. Остался — в ком-то другом.»