Оксанка стояла у раковины, аккуратно ставя одну тарелку на другую. Из крана струилась вода — ровная, спокойная. В её движениях чувствовалась сосредоточенность. Но в выражении лица появилось нечто новое — сдержанная решимость.
Он сидел неподвижно, уставившись в пол.
Она понимала — скоро всё сорвётся с места.
Она ждала этого.
А где-то за стеной, в соседней квартире, раздался детский плач — тонкий и упорный, словно напоминание о том, что жизнь продолжается даже тогда, когда внутри что-то уже умерло.
Сон к нему не приходил.
Точнее говоря, он лежал с закрытыми глазами, но погрузиться в забытьё так и не смог. Всё тело казалось чужим и тяжёлым, будто отлитым из камня. В голове без конца прокручивалась одна и та же сцена — улыбка Оксанки, её тихий голос и взгляды друзей, полные неловкости.
Он снова и снова возвращался к этому моменту — как человек, вынужденный пересматривать собственную казнь.
С первыми лучами солнца он всё же поднялся. Прошёл на кухню. Налил себе воды в стакан. Руки подрагивали. На столе стояла чашка с засохшими крошками хлеба; рядом лежала тарелка с ножом и пятном кетчупа. Он посмотрел на это всё и подумал: «Вот так заканчиваются браки — не от предательства, а от засохшего кетчупа».
Оксанка спала спокойно на своей стороне кровати: рот прикрыт, дыхание ровное — будто ничего не произошло.
Он остановился у дверного проёма спальни и долго смотрел на неё. И вдруг понял: он больше не знает этого человека.
Не понимает, откуда в ней такая ледяная стойкость.
Не знает теперь даже того, как быть рядом с ней дальше.
На следующий день раздался звонок в дверь.
Ему совсем не хотелось открывать — звук раздражал до дрожи в висках. Но звонок прозвучал снова.
На пороге оказалась соседка снизу — Маричка: пожилая библиотекарша в тёплом жилете и с запахом кошачьего корма за плечами.
— Сынку… — негромко произнесла она. — У вас ночью что-то сильно грохотало… Всё ли хорошо?
Он моргнул несколько раз подряд; хотел соврать что-то успокаивающее… но слова так и не пришли ему на ум.
— Всё нормально… — выдавил он наконец-то через силу.
— А Оксанка где?
— Спит ещё…
Маричка кивнула слегка, но взгляд её оставался настороженным. Она умела замечать то, о чём молчат вслух. В этом была особенность пожилых людей — они слишком многое видят между строками жизни.
Когда дверь захлопнулась за ней, Богдан впервые заметил бурые пятна под ногами: маленькие следы чего-то подсохшего. Он взял тряпку и стал вытирать их один за другим. Потом принялся за полку… затем за стену… Протирал всё тщательно до блеска — пока окончательно не убедился: ни малейшего следа больше нет.
Оксанка проснулась ближе к полудню.
Голова раскалывалась от боли; губы были припухшими; один глаз почти закрылся от отёка. Некоторое время она никак не могла понять: где находится? Потом пришло воспоминание…
Не боль всплыла первой в памяти — а звук… тот глухой удар… как мяч об стену… А затем наступила темнота…
Она медленно поднялась с постели при помощи края матраса. В зеркале отражалось лицо… когда-то принадлежавшее ей самой…
Она попыталась улыбнуться… Не потому что было весело… Просто мышцы лица больше ей не подчинялись…
На кухне сидел Богдан. Его лицо имело сероватый оттенок цемента после дождя…
— Проснулась? – спросил он без выражения голоса.
— Да…
Молчание повисло между ними тяжёлым комом – плотным как мокрое покрывало после ливня…
— Ты хотела что-то сказать? – произнёс он спустя паузу всё тем же тоном без взгляда вверх…
— Нет… Уже нечего…
Он вздрогнул… Не столько из-за слов… сколько из-за того равнодушия… будничности… Словно она просто констатировала факт смерти…
Дни потянулись вязко и однообразно… Они почти перестали пересекаться друг с другом… Он уходил по утрам… возвращался вечером… ел молча перед экраном телефона…
Она двигалась по квартире бесшумно – словно стараясь исчезнуть из пространства…
Со временем появился новый звуковой фон – старенький механический будильник… Она достала его из кладовки и поставила на кухонную полку… Тиканье было ровным – как пульс или метроном времени… Оно выводило его из себя…
— Убери эту штуковину! – резко бросил он однажды…
— Нет… Пусть стоит…
Он сам толком не понимал – почему именно это раздражает его сильнее всего остального? Возможно потому что часы напоминали ему о главном: время идёт вперёд… а назад уже ничего вернуть нельзя…
К концу недели неожиданно появился Ярослав. Без предупреждения открыл дверь своим старым ключом – тот ещё остался у него со времён прежней дружбы…
— Богдан! Привет! – сказал он бодро входя внутрь с пакетом пива в руке. – Решил заглянуть проведать вас! Ты совсем пропал куда-то!
Богдан застыл на месте… Он совсем не хотел видеть никого из тех людей после той вечеринки… Но отказать было бы ещё хуже…
Из кухни выглянула Оксанка… Волосы собраны назад; лицо бледное – будто после долгой болезни…