— Марина, что произошло? — голос Игоря звучал словно издалека.
Я не сразу смогла ответить, с трудом выдохнула сквозь слезы:
— Я больше не могу так жить, Сережа… Не желаю оставаться призраком. Не хочу, чтобы меня игнорировали дома, в семье. Мне нужно ощущать свою значимость. Быть любимой. Управлять собственной судьбой, а не быть гостем в доме твоей мамы…
Похоже, он впервые внимательно выслушал мои слова. Некоторое время молчал, потом направился в спальню и вернулся с растерянным выражением лица.
— Ты… ты собираешься уйти? — тихо спросил он.
— Да, я ухожу. Но не к кому-то другому. Я возвращаюсь к самой себе. Потому что здесь, среди ваших правил и чрезмерной опеки, я потеряла себя.
Слезы струились по щекам, но вдруг стало легче. Эта мысль давно зрела в глубине сознания, и теперь, произнеся её вслух, стены перестали казаться такими непроницаемыми.
— Мама будет переживать… — попытался возразить он, но я лишь слабо улыбнулась.
— Пусть переживает. Возможно, наконец, поймёт, что взрослые дети — это не создание искусственной семьи, а взаимное доверие и уважение.
Проходя по квартире, я вдруг заметила, сколько здесь моих вещей. Кружка с цветочным узором, купленная на первую зарплату. Яркое покрывало, приобретённое на рынке. Мои духи, запах которых так не нравился свекрови… И всё же — всё это воспринималось как чужое.
Я собрала рюкзак, надела куртку и вышла в ночную темноту.
Снег падал так же тихо и мягко, как в тот вечер, когда я впервые вошла сюда — с полными надежд и верой в счастливое будущее семьи…
У подъезда, на скамейке, сидела пожилая женщина из квартиры номер три. Она бросила на меня доброжелательный взгляд и кивнула, словно давно знала, что я приму такое решение.
— Всё устроится, дорогая, — прошептала она.
И кто-то там, высоко в небе, словно подмигнул мне сквозь снежную пелену.
Я шла под светом фонарей и впервые за долгое время ощущала не отчаяние, а тихую радость.
Пусть будет нелегко. Но теперь — это моё.
Прошёл месяц. Какой-то месяц, а сколько всего изменилось внутри меня.
Я снова начала совершать утренние прогулки в парке, как в юности. Прислушивалась к хрусту снега под ногами, к звонким голосам детей, катающихся с горки, к карканью ворон у кинотеатра.
Нашла подработку — вечерами в библиотеке.
Сначала происходящее казалось нереальным. Постоянно ждала звонка, просьбы вернуться, упрёков или попыток упрекнуть.
Но телефон молчал.
Иногда ловила себя на тоске — не по прежнему Первомайску или чужим правилам, а по прежней себе, по той, кто ещё верила в чудеса, любовь и искренность людей.
Постепенно училась улыбаться по утрам, когда никто не видит, и твердо говорить «нет», когда это действительно необходимо.
Раз в неделю отправляла маме сообщение: «У меня всё хорошо». И это была правда. Пусть и немного страшно, пусть и не всегда уверенно, но я возвращалась к себе.
Однажды вечером встретила Игоря. Он стоял возле витрины цветочного магазина с букетом в руках, казался растерянным, словно юноша.
— Марина…
Я коротко кивнула и улыбнулась. Не испытывала ни обиды, ни злости. Лишь какое-то странное тепло к этому взрослому, но так и не научившемуся слушать человеку.
— Ты счастлива? — спросил он почти шёпотом.
Я на мгновение задумалась.
— Думаю, да, — ответила искренне.
Он долго смотрел на меня. А я разглядывала своё отражение в стекле — новую себя, более зрелую и свободную.
Потом наши пути разошлись.
И знаешь, впервые в жизни я поняла, что не испытываю чувства вины ни перед его матерью, ни перед ним самим…
Я просто выбрала себя.
А это, порой, самое важное решение, которое мы принимаем в жизни.