Наталья Сергеевна стояла в дверях старенькой однокомнатной квартиры, доставшейся ей по наследству от двоюродной тёти, с которой её родители поддерживали тесные отношения. Они нередко приходили друг другу на помощь: отец Натальи чинил заедающий замок на входной двери тёти, а та приносила свежевыпеченные пироги и присматривала за Натальей, когда та была малышкой. В комнате витал запах сырости и старых обоев, но для Натальи Сергеевны это место было не просто облупившимися стенами, а наполнено воспоминаниями: как тётя слушала старенький радиоприёмник на кухне, как вместе с мамой устраивали уютные чаепития. Квартира располагалась в жилом районе на окраине города, но сохранялась в достаточно хорошем состоянии — была тёплой, с прочными окнами и паркетом, который ещё можно было отреставрировать. Наталья Сергеевна решила, что это станет подарком для Ольги, своей старшей дочери, которая мечтала о собственной квартире.
Она пригласила Ольгу в квартиру в один из прохладных октябрьских вечеров. Дочь пришла вместе с Настей, своей шестилетней дочерью, которая сразу ринулась изучать комнату, весело топая по скрипучему полу. Ольга же стояла в дверях, скрестив руки, и осматривала помещение с едва скрытым разочарованием.
— Вот, Олечка, — начала Наталья Сергеевна, стараясь говорить бодро, — это теперь твоя квартира. Я оформила дарственную, всё по-честному. Здесь можно сделать ремонт, будет уютно. И Настя сможет жить в своём доме, а не на съёмной квартире.
Ольга медленно прошлась по комнате, провела пальцем по подоконнику, словно проверяя наличие пыли, и фыркнула.
— Это? — её голос прозвучал холодно, почти с презрением. — Мам, ты серьёзно? Это же дыра! Одна комната, четвёртый этаж без лифта, да ещё в этом заброшенном районе!
В груди Натальи Сергеевны сжалось сердце. Она не ждала восторга, но хотя бы благодарности. Ведь это была не просто квартира — это её попытка подарить дочери то, чего у самой не было в молодости.
— Оля, это центр района, рядом садик, магазины, — попыталась она возразить. — Я понимаю, что не дворец, но это твоё. Можно обустроить…
— Обустроить? — перебила Ольга, её серые глаза сверкнули раздражением. — Мам, ты вообще представляешь, сколько стоит ремонт? А мебель? А техника? У меня ребёнок, мне нужно нормальное жильё, а не эта… коробка!
Настя, услышав резкий тон матери, остановилась и взглянула на бабушку. Наталья Сергеевна улыбнулась ей, стараясь скрыть боль, и присела, чтобы поправить девочке шапку.
— Олечка, я же не прошу тебя сразу сюда переезжать, — мягко сказала она. — Это лишь начало. Мы можем вместе что-то придумать, накопить…
— Накопить? — Ольга рассмеялась, но смех был злым, почти истеричным. — Ты всю жизнь копишь, мам! И где результат? Я до сих пор снимаю квартиру, таскаю Настю по съёмным углам, а ты предлагаешь мне эту рухлядь?
Наталья Сергеевна замолчала, чувствуя, как слова дочери режут душу, словно нож. Хотелось сказать, что эта квартира — всё, что у неё осталось, что она отдала её без раздумий, лишь бы Ольга была счастлива. Но слова застряли в горле. Ольга схватила Настю за руку и направилась к выходу.
— Спасибо, конечно, — бросила она через плечо, не оборачиваясь. — Но я подумаю, что с этим делать.
Спустя пару месяцев Наталья Сергеевна узнала от соседки, что Ольга сдала квартиру в аренду. Она не стала звонить дочери, чтобы расспросить — знала, что Ольга не любит, когда влезают в её дела. Но внутри поселилась глухая обида. Она представляла, как Ольга с Настей могли бы жить в этой квартире, как Настя бегает по комнате, рисует на обоях, как они вместе пьют чай на кухне. Вместо этого Ольга сняла другую квартиру, поближе к работе, и продолжала жаловаться на жизнь.
Наталья Сергеевна сидела на кухне своей двушки, глядя на старую фотографию, где Ольга, ещё школьница, улыбалась с букетом ромашек. Когда эта девочка стала такой чужой? Она вспомнила, как Оля в детстве мечтала о просторной квартире с балконом, где можно было бы поставить качели. Может, она неправильно поняла желания дочери? Может, ей следовало отдать свою квартиру, а самой переселиться в эту однушку?
Телефонный звонок вырвал её из раздумий. Это был Игорь, младший сын.
— Мам, как ты? — его голос звучал тепло и заботливо. — Мы с Леной думали, может, на выходных заедем? Дети соскучились.
Наталья Сергеевна улыбнулась, чувствуя, как сердце оттаивает.
— Конечно, Игорька, приезжайте, — ответила она. — Я пирогов напеку.
Но даже эта радость не могла заглушить тоску по Ольге. Она жаждала быть нужной и ей, но каждый шаг навстречу дочери оборачивался новой раной.
Наталья Сергеевна сидела на диване, укрывшись старым пледом, и перелистывала альбом с фотографиями. На одной из них Настя, её внучка, улыбалась, держа в руках огромный леденец. Это было два года назад, на городском празднике, куда Наталья Сергеевна повела девочку, пока Ольга работала. Настя тогда смеялась, тянула бабушку за руку и просила ещё одну сахарную вату. Эти моменты для Натальи Сергеевны были словно глоток свежего воздуха — редкие, но бесценные.
Ольга же всё чаще использовала Настю как средство давления. Она знала, что мать готова на всё ради внучки, и не стеснялась этим пользоваться. В очередной пятничный вечер зазвонил телефон, и Наталья Сергеевна, увидев имя дочери, приготовилась к трудному разговору.
— Мам, мне нужно пятьдесят тысяч, — без лишних предисловий начала Ольга. — Настя заболела, нужны лекарства, да и за садик платить надо. Я на нуле.