— Пока меня не было, что-нибудь произошло? — спросила Тамара, заходя в квартиру. Скинув лодочки у двери, она с удовольствием ощутила прохладу ламината под усталыми ногами. — У тебя такое лицо, как будто ты только что целый лимон съел.
Она чувствовала приятную усталость — ту, что возникает после удачно выполненной работы. Проект, на котором они так долго трудились, получил прописанный успех. Клиенты были в восторге, а обычно сдержанный начальник даже пожал ей руку, как победителю. Очень хотелось скорее поделиться этой радостью, заварить чай и молча наслаждаться моментом вместе.
Но Алексей, сидевший за кухонным столом, не повернулся к ней. Он бессмысленно вертел ложку в остывшем чае, опустив плечи и нахмурив брови. Такое выражение лица Тамара знала слишком хорошо — это всегда означало очередной разговор с его мамой, Людмилой Сергеевной, и ту тяжесть, которую он потом переносил на неё, пропуская материнские упрёки через призму собственной вины.
— Мама звонила, — наконец произнёс он, не поднимая глаз от чашки. Голос был тихим и монотонным, но Тамара слышала в нём знакомую смесь обиды и неудовлетворённого упрёка.
Она подошла к кухне, оставила сумку на столе, из которой выглядывал уголок рабочей папки. Внутри ещё тлела радость от удачного дня, но она чувствовала, как та постепенно меняется на раздражение.
— И что на этот раз? — спросила она, стараясь сохранять спокойствие, хотя в голосе проскользнула лёгкая ирония. — Опять жаловалась, что ты заброшен, потому что я — карьеристка и холодная женщина?
Алексей наконец посмотрел на неё. Его глаза были полны упрёка и какой-то детской обидчивости.
— Не надо сарказма, Тамар. Она просто переживает. Считает, что ты слишком увлеклась работой, и ей кажется, что мне стало хуже. Говорит, я похудел, выгляжу уставшим. Дом стал неприятным, потому что ты постоянно занята.
Тамара налила кипяток в чашку с бергамотом, вдыхая привычный запах. Но сегодня он уже не мог согреть её душу.
— Значит, хранительница домашнего очага? — переспросила она, когда он, как обычно, дошёл до сути: матери снова хотелось, чтобы Тамара свернула карьеру и полностью посвятила себя семье. — То есть теперь я должна готовить, убирать, улыбаться и быть благодарной, что мне «позволяют реализоваться в кругу семьи»?
Голос её становился всё холоднее. Накопленная усталость смешалась с давним гневом. Эти разговоры повторялись слишком часто.
Алексей нахмурился, на лице появилась упрямость — знакомое выражение сына, который больше доверяет матери, чем жене.
— Почему ты всё воспринимаешь враждебно? — попытался он смягчить тон. — Никто не требует, чтобы ты бросила работу. Просто… можно найти компромисс. Мама говорит, что тебе стоит меньше нервничать, чаще бывать дома.
Тамара немного грубее поставила чашку.
— А интересно, почему, когда твоя мама приходит ко мне в гости без тебя, она ни разу не отметила моего «нездорового цвета лица» или того, что я «забрасываю» тебя? — задала она вопрос, от которого ему стало неудобно. — Тогда мы пьём чай, беседуем, она рассказывает про свои узоры и сериалы. А стоило тебе уйти, как ты превращаешься в «заброшенного сына», а я — в «карьеристку-эгоистку».
Алексей начал возражать, но Тамара продолжила:
— Зачем это двуличие? Или она собирает сведения, чтобы потом через тебя использовать их против меня?
— Не смей так говорить о маме! — резко воскликнул он. — Она лишь желает мне добра!
— Ага, «добро» в виде постоянных намёков и давления? — с усмешкой ответила Тамара. — Теперь насмешки за спиной называют «тактом»?