Затем в ту же коробку были помещены фарфоровые слоники с повреждёнными ушами и хоботами.
После этого она решительно сняла с кухонного стола липкую клеёнку с подсолнухами, аккуратно свернула её в тугой рулон и тоже положила в коробку.
Она освобождала пространство, словно хирург, удаляющий метастазы.
Он не вмешивался.
Он не был миротворцем, а выступал в роли наблюдателя на казни, который не осмеливался возразить палачу.
В завершение она взялась за ковёр.
Ольга подошла к нему, присела на корточки и твёрдо подхватила край.
Ковёр оказался тяжёлым и не поддавался.
Она с трудом начала скатывать его в плотный рулон.
Старый пыльный запах, напоминающий о прелой листве и забвении, вновь поднялся в воздух.
Игорь невольно чихнул.
Ольга, покрикивая от усилий, докрутила рулон до конца и обвязала его бельевой верёвкой.
Теперь гостиная выглядела пустой, но просторной и светлой.
Она выпрямилась, стряхнула с рук пыль и достала телефон.
Набрала номер. — Здравствуйте.
Мне нужна грузовая машина.
Да, по Каменскому.
Вывезти старые вещи.
Ковёр, коробки.
Адрес… Игорь слушал, и холодный пот стекал у него по спине.
Это была реальность.
Это происходило на самом деле.
Через час или два приедут посторонние и вынесут из дома часть жизни его матери.
И он был бессилен что-либо изменить.
Когда Ольга закончила разговор и положила телефон на стол, он осознал, что его время истекло.
Выбор, который она поставила перед ним вчера, требовал принятия прямо сейчас.
Он схватил мобильный, спотыкаясь выбежал на балкон и плотно закрыл за собой дверь.
Нашёл в контактах «Мать» и нажал на вызов. — Мать, привет… — начал он, стараясь сохранять ровный голос. — Ты не занята?
Вот в чём дело… Мы с Ольгой решили немного переставить обстановку.
Он услышал бодрое материнское «Да? Что задумали?». — Ну… в общем… Ольга говорит, что твой ковёр… он немного… не подходит.
И сервиз.
Она хочет пока… убрать это.
Освободить место, понимаешь?
На том конце провода воцарилась тишина.
Игорь зажмурился.
Он знал, что сейчас последует. — Куда убрать? — голос Нины Петровны стал твёрдым, словно оледеневшая земля. — Что значит «убрать»?
Мои подарки?!
Что она там опять придумала, эта твоя… — Мать, спокойно, никто ничего не выбрасывает! — заговорил он быстро, понимая, что только усугубляет ситуацию. — Просто мы… мы тебе их вернём.
На дачу.
Чтобы они там хранились. — Вернёте?!
То есть вы выбрасываете мои вещи?!
Я сейчас приеду! — прорычала трубка. — Нет, мать, не надо ехать, пожалуйста!
Я сам всё уладлю, всё объясню! — запаниковал он.
Но было поздно.
Он услышал короткие гудки.
Она положила трубку.
Он стоял на балконе, сжимая в руке бесполезный кусок пластика, и смотрел на оживлённую улицу.
Он провалил свою задачу.
Ему не удалось ничего объяснить.
Он лишь поджёг фитиль.
Не прошло и получаса.
Они с Ольгой молча сидели в разных углах безмолвной гостиной, когда раздался звонок в дверь.
Короткий, жёсткий, злой звонок, не суливший ничего хорошего.
Это были не грузчики.
Оба это поняли.
Ольга медленно поднялась, её лицо приобрело вид высеченной из камня маски.
Игорь съёжился на диване.
Ольга бросила на него долгий, полный презрения взгляд и направилась к двери.
На пороге стояла Нина Петровна, раскрасневшаяся от злости и быстрой ходьбы.
Её взгляд был устремлён мимо Ольги, глубоко внутрь квартиры, где у стены одиноко лежал скрученный в рулон ковёр.
Прибыла буря. — Что это такое?
Голос Нины Петровны звучал низко и дрожал от сдерживаемой ярости.