В тот день в воздухе витал запах поздней осени: влажные листья, пронизывающая сырость и тишина, будто сама природа затаила дыхание. Холод пробирал до костей, а небо нависало тяжёлым сводом, словно не в силах было излить накопившееся за сезон. Я шагала по узкой улочке к нотариальной конторе — дома по сторонам казались выцветшими памятниками чему-то завершённому. Внутри — тревожное напряжение. В такие моменты даже собственное сердце звучит чужим эхом.
Сегодня должны были огласить завещание Мстислава. Его смерть оставила после себя не просто пустоту — она всколыхнула пласт старых семейных ран. Я чувствовала: за сухими формулировками скрывается нечто большее, чем просто делёж наследства.
В приёмной пахло свежесваренным кофе и мебельной политурой. За длинным столом уже собрались все: Александр — сухощавый, с высокомерной складкой у губ; Галина — в жемчужном ожерелье и с тяжёлым взглядом; Оленька — моя мачеха, моложавая женщина с нарисованными бровями и неизменной натянутой улыбкой. Рядом сидела Лилия, моя сводная сестра, безучастно листая ленту на телефоне, будто это всё — скучный сериал на фоне.
Я устроилась чуть поодаль. На стене равномерно тикали часы; маятник отбрасывал отражение на глянцевую поверхность стола.
— Осталось дождаться только Марьяну, — произнёс нотариус, поднимаясь со стула.

— Я уже пришла, — ответила я.
Все взгляды скользнули по мне безразлично, как будто мимо пустого силуэта. Я привыкла к этому ощущению. После смерти Богданы я словно осталась вне этой семьи — рядом с ней, но не внутри неё. Когда Данил женился на Оленьке, он будто перевернул страницу книги и оставил меня где-то внизу мелким шрифтом.
Нотариус начал чтение: голос его был ровным и отстранённым, как у человека за кадром новостей.
— Жилой дом по адресу улица Центральная, восемь передаётся Екатерине Львовне Ковалёвой…
Оленька слегка кивнула и даже не попыталась скрыть довольную улыбку.
— Загородный участок с садом и постройками завещан Лидии Викторовне Ковалёвой…
— Автомобиль вместе с банковскими счетами и акциями переходят Вадиму Львовичу Ковалёву…
— Семейные драгоценности и антиквариат предназначаются Елизавете Вадимовне Ковалёвой…
В помещении стало ощутимо теплее — как будто эти улыбки разожгли невидимые свечи вокруг стола. Все словно ожили: завещание оказалось для них праздником среди живых. Только я осталась неподвижной.
Нотариус открыл последнюю папку; голос его стал медленнее:
— И заключительная часть документа… личное письмо Марьяне Сергеевне.
