— Спасибо, — произнесла я, стараясь сохранить спокойствие.
Немного помолчав, добавила:
— Я не собираюсь ничего менять.
На похоронах Мстислава Лилия делала снимки венков для сторис. А теперь сама набрала номер.
— Марьяна, правда, что ты что-то нашла?
— Просто тетрадь.
— А тебе не кажется, что Мстислав всё специально запутал? Пожилые часто склонны к драме.
Я вспомнила, как он смотрел на нас за общим столом в детстве: Лилия украшала торты розочками из крема, Александр спорил до хрипоты, Галина раздавала указания, а я молчала. И как он тогда тихо улыбнулся и сказал:
— В каждом доме есть гвоздь. Главное — чтобы им не оказался человек.
Теперь я понимала: этим гвоздём была правда.
Копии бумаг я сожгла в железной урне во дворе. Огонь отражался в стекле подъезда.
А вот тетрадь оставить не смогла. Завернула её в плотную ткань и спрятала в чемодан. В ней была не просто история рода — там начиналась моя новая глава жизни.
Когда последний лист обратился в пепел, стало удивительно легко. Будто закрылась длинная книга с героями, уставшими от собственной игры.
С приходом весны я продала квартиру и приобрела небольшой домик в том же селе, где когда-то жил Мстислав. Там уже распускались сирени и молодые яблони тянулись к солнцу. Всё вокруг шло своим чередом — словно время снова стало мягким и терпеливым.
Иногда приезжал Данил. Мы сидели на крыльце молча. Он приносил старые письма Богданы и читал их вполголоса.
— Она бы тобой гордилась, — сказал он однажды тихо.
И я поверила ему тогда без сомнений.
Поздно ночью за столом я написала ему ответное письмо:
«Мстислав… Ты оказался прав. Правда тяжела на сердце, но теперь я знаю себя настоящую. Спасибо тебе за то, что доверил её мне — а не им. Я простила всех… Даже тех, кто улыбался в день твоего ухода. Ведь их улыбки тоже были щитом от боли.»
Я закопала письмо под яблоней — туда же, где когда-то лежала коробка с его вещами.
Иногда возвращаюсь мыслями к тому дню у нотариуса: лица родных, блеск украшений на руках, нетерпение во взглядах… И тот миг тишины — когда все улыбались… кроме меня одной.
Теперь понимаю почему: только мне досталось настоящее наследство — право быть собой.
А это дороже всего остального на свете.