Алексей Петрович, находясь в своём кабинете, в третий раз услышал настойчивый звонок мобильного телефона, доносящийся из внутреннего кармана пиджака. Терпение уже начало иссякать — совещание затянулось, вопросы множились, а звонок всё не прекращался. В конце концов, осознав, что звонок, вероятно, не связан с работой, он отпустил подчинённых — сотрудниц женской исправительной колонии, — резко поднялся из-за стола и, схватив телефон, поспешил ответить.
— Алло? — произнёс он слегка охрипшим голосом, всё ещё обдумывая рабочие задачи.
Сначала в трубке воцарилась тишина, словно кто-то просто проверял связь. Но вскоре раздался резкий, раздражённый голос воспитательницы его сына.
— Алексей Петрович, вы вообще слушаете телефон?! Я уже не в первый раз вам звоню!
В груди у него ёкнуло. Мгновенно он понял: с Денисом что-то случилось. И чувство вины тут же сжало сердце.
— Извините, Тамара Ивановна… — начал он, стараясь найти достойный выход из ситуации. — У меня было совещание, не мог ответить. Что произошло?
— Что произошло? — повысила она тон. — У вашего сына поднялась температура! Обычная простуда, конечно, но он не может оставаться в группе — заразит всех остальных. Нужно срочно приехать и забрать его домой. Он уже час сидит один в медпункте.
— Тамара Ивановна, понимаете, я на работе… Сейчас не могу просто так уйти…
— Это уже не мои заботы, Алексей Петрович! — резко прервала она. — Если вам не жалко сына, который сидит в одиночестве, дрожит от жара и ждёт папу — оставайтесь на работе. Но тогда не обвиняйте потом никого в безответственности.
Алексей замолчал. Её слова больно поразили. Он осознавал, что Тамара права. Она всегда была строгой, порой даже резкой, но это компенсировалось её искренней заботой о детях. Родители прощали ей резкость, ведь в группе она была совсем другой — доброй, ласковой, внимательной. Для многих малышей она была ближе, чем мама, особенно для тех, кому дома не хватало любви. Её воспитанники обожали её: дома обсуждали каждое её слово, каждый взгляд, каждый поцелуй в щёку. Она учила их дружить, слушать друг друга, быть умными и добрыми. Для неё эти дети представляли собой настоящую семью.
Не теряя ни мгновения, Алексей Петрович вскочил с места, быстро натянул куртку на плечи и выбежал из кабинета. В коридоре он крикнул Ольге, своей надёжной помощнице:
— Я еду в садик за Денисом! Он заболел! На работу его не поведу, разберусь и позвоню!
Он даже не услышал её ответ. Мысли стремительно мчались вперёд, словно бурлящий поток. В груди он ощущал тоску — ту самую, которую старался не замечать с тех пор, как не стало Надежды. Он мчался, будто убегая от воспоминаний, которые могли захлестнуть его целиком, если он остановится.
Надежда… Её имя вспыхивало в его разуме, словно молния в темном небе. Она и Ольга были подругами, вместе пришли работать в эту организацию. Надежда трудилась в снабжении колонии, а Ольга уже тогда была замужем и имела ребёнка. Через год после его перевода сюда, Алексей и Надежда заключили брак. Он не мог поверить своему счастью.
Ему повезло в жизни — в десять лет его усыновила добросердечная семья. Такое случалось редко с детьми его возраста. Мать, его приёмная мама, много с ним занималась, и благодаря ей он смог окончить школу, поступить в институт, отслужить в армии. После нескольких лет службы его перевели сюда — в этот Конотоп, в эту жизнь, где началась новая глава. Вместе с Надеждой.
Когда родился Денис, Алексей испытывал счастье, как ребёнок. Он смеялся, шутил, развешивал пелёнки, строил забавные рожицы, а Надежда смеялась и называла его дурачком. Жизнь казалась сказкой. Пока Надежда не заболела.
Сначала она говорила, что это просто усталость, недомогание. Но Алексей заметил, как она стремительно худела, как её лицо становилось бледным, а взгляд — тревожным. Он сам записал её на обследование, оставив трёхлетнего Дениса у крёстной — Ольги. А через несколько дней ему позвонили из клиники и сказали: приезжайте один. Не говорите жене.
Тогда он осознал, что сказка подошла к концу. Врач сообщил, что слишком поздно — у Надежды осталось всего несколько месяцев. Не полгода, не год. Несколько месяцев.
Когда он вернулся домой, Надежда, взглянув на него, сразу всё поняла.
— Ты был у доктора, да? — спросила она тихо.
Он кивнул, чувствуя, как сердце сжимается в груди.
— Так даже лучше, — ответила она с грустной улыбкой. — Я уже не знала, как тебе это сказать.
— Значит, ты всё знала?
— Никто не может знать всего, — сказала она. — Но я чувствую. Ты ведь понимаешь, что по анализам можно догадаться… У меня не осталось много времени.
Алексей опустил голову и заплакал. Впервые за всё время.