— Это не дети, а настоящие деге.нераты! А мать — бездарная, безм.озглая кукла! Сережа, как ты мог жениться на этой…
Я методично включала запись за записью. Лицо отца становилось каменным, мама плакала. А Валентина Петровна впервые в жизни потеряла дар речи.
— Это только начало, — спокойно продолжила я. — Теперь документы. Сергей, ты ведь хотел рассказать маме про премию?
Сергей рухнул в кресло.
— Откуда… как ты…
Утренний звон
Звон разбитой чашки нарушил утреннюю тишину. Я замерла, уже зная, что последует дальше. Три, два, один…
— Опять расставила чашки не по порядку! Сколько можно объяснять — кофейные отдельно, чайные отдельно. И почему эта дешевая керамика стоит рядом с моим английским фарфором? — начала Валентина Петровна.
Я молча вытирала брызги кофе с пола, чувствуя, как немеют пальцы от напряжения. Десять лет. Десять долгих лет этот голос преследует меня по утрам.
— Наташа, ну сколько можно! — донёсся раздраженный голос мужа из спальни. — Мама права, ты никогда не умела обращаться с хорошими вещами.
— Меня зовут Лена, — прошептала я от злости, зная, что он все равно не услышит.
История одного замужества
Говорят, время лечит. Врут. Десять лет назад я, выпускница экономического, считала себя счастливицей. Еще бы — сам Сергей Викторович Самойлов, старший менеджер «СтройИнвест», обратил на меня внимание.
— Сереженька, эта девочка из приличной семьи, — ворковала тогда Валентина Петровна. — Её отец — главный бухгалтер в крупной компании. А какая покладистая! Не то что эта выскочка Верочка Светлова.
Я стояла, опустив глаза, пока будущая свекровь рассматривала меня, как породистую кобылу на ярмарке. Сергей снисходительно улыбался.
— Ну что, мам, одобряешь мой выбор?
— Твой выбор? — Валентина Петровна рассмеялась. — Милый, я сама присмотрела эту девочку. Помнишь, я говорила тебе о дочери Николая Петровича?
Свадьба промелькнула как в тумане. Валентина Петровна лично выбирала ресторан, меню, платье и даже мой макияж.
— Деточка, ты же понимаешь, что выходишь в приличное общество? Нужно соответствовать. О, и прическу надо сменить — эти локоны выглядят слишком простовато.
Первые годы в квартире свекрови казались бесконечным кошмаром. Каждое утро начиналось с проверки.
— Елена, ты опять не так застелила постель! Уголки должны быть под сорок пять градусов. И почему подушки не взбиты? В приличных домах…
Я кивала и переделывала. Снова и снова.
Появление детей не изменило ситуацию. Максимка родился копией отца — такой же своенравный и упрямый. Анечка, наоборот, была нежной и чуткой.
— Это всё твоё воспитание, — заявляла свекровь, когда пятилетняя Аня плакала из-за сломанной куклы. — В нашей семье не принято распускать нюни. А Максим… Боже, как он держит вилку! Елена, ты совсем не занимаешься детьми?
Работа бухгалтером стала единственной отдушиной.
Там я могла спокойно разложить документы, сверить цифры, построить графики. Там был порядок, который я могла контролировать.
Вечера превращались в бесконечный марафон придирок.
— Сережа, ты только посмотри, как твоя жена готовит котлеты! Они же совершенно сухие. И почему дети до сих пор не сделали уроки? В приличных семьях детьми занимаются с четырех часов, а не валяются перед телевизором.
Муж неизменно поддерживал мать.
— Мама права, Наташа. Тебе нужно больше стараться. Мы же не в деревне живем, надо соответствовать определенному уровню.
Тихие будни
Годы текли, превращая меня в безмолвную тень. Я научилась двигаться бесшумно, предугадывать желания свекрови, избегать острых углов. Но внутри что-то медленно закипало.
— Вчера свекровь устроила очередной разнос, — делилась я с подругой Мариной в обеденный перерыв, — Говорит, что Максим в школе получил четверку по английскому только потому, что я не уделяю должного внимания его образованию.
— Господи, Лен, да сколько можно терпеть? — Марина возмущенно размешивала сахар. — Десять лет! Ты же превращаешься в половую тряпку.
Я улыбалась в ответ.
— В последнее время я много думаю о терпении. О том, как оно похоже на резинку — растягивается, растягивается, а потом…
— Что потом?
— Потом посмотрим, — я допила кофе и вернулась к работе.
Вечера стали особенно тяжелыми. Валентина Петровна, чувствуя безнаказанность, совсем распоясалась.
— Сережа, ты только взгляни на своих детей! Максим совершенно отбился от рук, а Анечка… Боже мой, она же растет настоящей размазней! С таким воспитанием они в жизни ничего не добьются.
Я смотрела на детей, на их поникшие лица, на то, как Аня украдкой вытирает слезы, а Максим сжимает кулаки под столом. Что-то внутри меня щелкнуло.
В тот вечер, укладывая детей спать, я впервые за долгое время почувствовала странное спокойствие.
— Мамочка, — шепнула Аня, обнимая меня перед сном, — а бабушка правда думает, что мы плохие?
— Нет, солнышко, — я погладила её по голове, чувствуя, как внутри растет холодная решимость. — Бабушка просто не умеет любить по-другому.
Пора всё поменять
На следующий день я начала действовать. После работы поехала к тете Вере, старшей сестре свекрови, о которой в доме никогда не говорили.
— Ох, Леночка, — всплеснула руками пожилая женщина, впуская меня в уютную квартиру с геранями на окнах. — Наконец-то кто-то из семьи навестил старуху.
— Вера Петровна, расскажите мне о Валентине. О том, что случилось двадцать лет назад.
Мы просидели до позднего вечера. История оказалась предсказуемой — Валентина разрушила брак сестры, постоянно вмешиваясь в её семью, критикуя мужа, настраивая детей против неё.
— Понимаешь, Леночка, — тетя Вера размешивала остывший чай, — она всегда была такой. Контроль, власть — это её воздух. Когда моя семья распалась, она торжествовала. Сказала: «Я же говорила, что ты неправильно живешь».
Новые знакомства
На корпоративе мужа я познакомилась с его коллегой Игорем. Интересный мужчина около сорока лет, с внимательным взглядом и легкой сединой на висках.
— Елена Николаевна, — он присел рядом за столик, — давно хотел с вами пообщаться. Знаете, в офисе уже ходят слухи о некоторых… неточностях в документах вашего мужа.
Я насторожилась.
— Какого рода неточности?
— Серьезные. Настолько серьезные, что могут заинтересовать не только руководство компании.
Мы проговорили весь вечер. Игорь оказался начальником службы безопасности, имел связи в руководстве. Его интересовали определенные сделки Сергея.
Тихая подготовка
Следующие месяцы я жила двойной жизнью. Утром готовила завтрак, выслушивала упреки свекрови, провожала детей в школу. А потом начиналась другая жизнь.
Я методично собирала информацию. Копировала документы мужа, записывала разговоры свекрови на диктофон, встречалась с людьми, знавшими семью.
— Мама, а почему бабушка всегда кричит? — спросил однажды Максим.
— Потому что она не знает, как по-другому показать свою… заботу, — ответила я, включая диктофон в кармане.
Валентина Петровна, не подозревая о записи, разразилась очередной тирадой.
— Бездарь! Твой сын задает глупые вопросы, потому что ты его так воспитала! В приличных семьях дети знают своё место и не лезут со своими соплями!
День шел за днем. Папка с документами становилась все толще. Я научилась улыбаться, глядя в глаза свекрови, пока диктофон в кармане фартука записывал каждое оскорбительное слово.
Встречи с адвокатом
— Елена Николаевна, материал впечатляющий, — немолодой адвокат Михаил Степанович внимательно изучал документы. — Особенно интересны финансовые махинации вашего супруга. А записи… знаете, такого эмоционального давления на детей суд не одобрит.
— Я хочу полной свободы. Для себя и детей.
— Получите. С такими доказательствами — однозначно.
Последняя капля
За неделю до развязки случилось то, чего я ждала. Сергей, сияя, объявил.
— Представляешь, дорогая, меня премируют за проект! Крупная сумма, между прочим. Может, съездим куда-нибудь? Только мы с мамой давно хотели в Европу…
Валентина Петровна тут же подхватила.
— Сереженька, это замечательно! Я как раз присмотрела прекрасный тур. А Елена пусть с детьми дома посидит, всё равно толку от неё в путешествии никакого — даже по-английски прилично не говорит.
Я улыбнулась.
— Конечно, дорогие. Отдыхайте. А я тут… подготовлю кое-что к вашему возвращению.
— Видишь, Сережа, — довольно произнесла свекровь, — наконец-то твоя жена начала понимать своё место. Десять лет потребовалось, но лучше поздно, чем никогда.
Сергей самодовольно кивнул, поправив очки.
— Да, мама, ты как всегда права. Твоя школа воспитания на лицо.
Я смотрела на них, сидящих за столом, таких уверенных в своей власти, и внутри разливалось ледяное спокойствие.
Через несколько дней их мир рухнет. И я буду смотреть на эти руины с улыбкой.
Вечером, укладывая детей, я впервые за долгое время почувствовала себя по-настоящему сильной. Аня, обнимая меня перед сном, шепнула:
— Мамочка, ты какая-то другая стала. Как принцесса из сказки.
— Скоро, милая, — я поцеловала её в макушку, — очень скоро сказка закончится. И начнется настоящая жизнь.
День расплаты
Корпоратив компании «СтройИнвест» начинался, как обычно, с поздравлений и торжественных речей. Сергей сиял, предвкушая премию. А я смотрела на часы.
В 19:00 Игорь поднялся на сцену.
— Уважаемые коллеги, прежде чем продолжить праздник, у меня есть важное сообщение для руководства.
Заветная папка с документами оказалась на столе директора. Я видела, как менялось лицо Сергея, когда его вызвали в кабинет. Бледнело, покрывалось красными пятнами, искажалось от ужаса.
Домашняя сцена
Вечером я собрала семейный совет. Мои родители сидели напряженные, но решительные. Валентина Петровна восседала в любимом кресле.
— Итак, — я включила запись, — давайте послушаем небольшую подборку.
Голос свекрови, искаженный динамиком, но узнаваемый, заполнил комнату.
— Это не дети, а настоящие деге.нераты! А мать — бездарная, безм.озглая кукла! Сережа, как ты мог жениться на этой…
Я методично включала запись за записью. Валентина Петровна впервые в жизни потеряла дар речи.
— Это только начало, — спокойно продолжила я. — Теперь документы. Сергей, ты ведь хотел рассказать маме про премию? Расскажи заодно про подделанные сметы, фиктивные договоры, о которых узнал начальник.
Сергей рухнул в кресло.
— Откуда… как ты…
— Десять лет, милый. Десять лет ты учил меня «знать своё место». Я выучила. Моё место оказалось не у твоих ног, а за твоей спиной. С диктофоном и фотоаппаратом.
Валентина Петровна наконец обрела голос.
— Ты… ты не посмеешь! Мы же семья!
— Вот документы на развод, — я положила папку перед мужем. — Здесь всё: раздел имущества, опека над детьми, алименты. Со всем согласен или предпочитаешь публичный скандал с привлечением полиции?
Поставила точку
Сергей механически подписывал документы, лист за листом. Валентина Петровна застыла в кресле, словно статуя.
— Елена, ты же не думаешь, что я позволю тебе увезти моих внуков?
— А вы попробуйте остановить, — я достала последнюю папку. — Здесь заключение психолога о деструктивном влиянии на детскую психику. Плюс показания соседей о постоянных криках и оскорблениях. Хотите судиться за право видеться с внуками? Давайте. У меня есть время и терпение.
Дети ждали в соседней комнате.
Максим крепко держал сестру за руку. Когда я вошла, он спросил:
— Мам, мы теперь уедем?
— Да, солнышко. Навсегда.
— А бабушка больше не будет кричать?
— Нет. Никто больше не будет кричать.
Прошёл год
Мы живем в новой квартире, купленной на деньги от продажи доли в семейной недвижимости. Сергей получил условный срок и огромный штраф.
Валентина Петровна иногда звонит — просит прощения, умоляет дать увидеться с внуками.
Но я не собираюсь прощать. Такой бабушки никому не посоветуешь.
Дети расцвели. Аня больше не плачет по ночам, Максим перестал кусать губы. Они учатся жить без страха и постоянных упреков.
Последний аккорд
Вчера встретила Игоря. Он улыбнулся.
— Как вы, Елена Николаевна?
— Свободна, — ответила я. — Наконец-то по-настоящему свободна.
Мы пошли пить кофе. И я впервые за долгие годы позволила себе смеяться в голос, не оглядываясь по сторонам.
Говорят, месть — это блюдо, которое подают холодным. Но я подала его с горячим кофе и улыбкой. И знаете что? Так даже вкуснее.
