— Это не обсуждается! — прогремел он, словно вернулся в прежние времена.
Его голос трясся не от слабости, а от глубокой боли. Он наблюдал, как рушится всё, во что верил.
Время же неумолимо шло. Силы покидали пожилого мужчину. Он передвигался с помощью палки, задыхался после подъёма по лестнице, забывал имена близких. Илья и Оксана смотрели на него не с жалостью, а с явным раздражением.
— Папа, — однажды начал Илья с наигранной заботой, — может, тебе стоит переехать в дом для пожилых? Там у тебя будет отдельная комната, надзор и медицинская помощь. Мы с Оксаной постоянно заняты… А если вдруг тебе станет хуже? Мы не сможем себе этого простить!
— Вы хотите спрятать меня, словно старую вещь? — хрипло произнёс Владимир. — Запереть в какую-то клетку?
— Нет, папа! — вмешалась Оксана, притворно всхлипывая. — Мы просто хотим, чтобы за тобой ухаживали! Ты же один, совсем один… Это небезопасно!
Владимир посмотрел на своих детей — тех, кого любил, кормил и воспитывал — и впервые ощутил, как что-то внутри окончательно рушится. Он отвернулся к окну.
— Ладно, — тихо сказал он. — Отвезите меня. Мне всё равно.
Он не проливал слёз. Он просто признал поражение.
Илья, довольный собой, выбрал для отца самую убогую комнату — маленькое помещение в углу с протекающим потолком, старой отделкой и запахом сырости. Он договорился с одной из медсестёр, заплатив ей за «умеренное внимание» к старому человеку.
— Пусть почувствует, что он никому не нужен, — прошептал он. — Пусть уйдёт как можно скорее.
Владимир мучился. Он звал сына, писал записки, умолял вернуть его домой. Но Илья отвечал: «Занят, приеду позже». А затем вовсе перестал выходить на связь.
Старик сгорбился. Он перестал принимать пищу, молчал. Его глаза потускнели. Он лежал, глядя в потолок, и мечтал лишь об одном — увидеть Тамару.
И тогда, словно луч света в мрачной пещере, появилась Елена.
Молодая, добрая, с тёплыми руками и глазами, полными сострадания. Она только начала работать в доме престарелых, но сразу узнала Владимира.