«Это не розыгрыш, — спокойно произнесла я, глядя ему прямо в глаза. — Это мой доход. За последние восемнадцать месяцев. За все мои “заметки”, “иллюстрации” и то, что вы называли “баловством”.
Я взяла смартфон, нажала несколько иконок. — Смотри, — снова повернула экран к ним. — Только что я полностью закрыла нашу ипотеку. Досрочно. Мы больше ничего не должны банку».
На кухне воцарилась звенящая тишина. Было слышно лишь размеренное тиканье часов на стене и тяжёлое дыхание Елены. Она уставилась на меня так, словно впервые увидела настоящую меня. Её надменность, ехидство и уверенность в своей правоте испарились без следа, оставив только растерянное выражение лица. Она пыталась что-то сказать: открывала рот, потом закрывала его снова — как рыба, выброшенная на сушу, но слова так и не находились.
«А это тебе, Тарас», — сказала я и сделала ещё один перевод. — На первое время, пока дела на работе не наладятся окончательно. Чтобы ты не чувствовал себя так беспомощно». На его счёт ушла сумма, равная его прежнему годовому доходу в лучшие времена.
Тарас поднял взгляд на меня; глаза его блестели от слёз. Он медленно подошёл ко мне, опустился передо мной на колени и прижался лицом к моим ладоням. Его плечи подрагивали.
Я же смотрела поверх его головы прямо на свою свекровь. Она сидела сгорбившись на стуле; вся её прежняя напористость исчезла без следа. Напоминала сдутый воздушный шарик: беззвучная и потерянная. Впервые за долгое время она замолчала по-настоящему. Мои заработки — добытые упорным трудом, бессонными ночами и верой в себя — заставили её умолкнуть не просто из вежливости или удивления: они разрушили её представление о мире, где женщина может добиться успеха только работая «на кого-то» с восьми до шести.
В тот вечер она ушла молча: ни слова извинения, ни намёка на поздравление — лишь оглушительная тишина осталась после неё.
С того момента всё изменилось. Елена больше никогда не позволяла себе комментировать мою работу вслух. Когда приходили гости и кто-нибудь интересовался моей деятельностью, она опускала взгляд и начинала молча шинковать овощи для салата. А Тарас — мой любимый Тарас — с гордостью отвечал вместо меня: «Моя жена писательница. Скоро выходит её первая книга. Она добилась многого».
Он стал моей главной поддержкой во всём: сам забирал авторские экземпляры из типографии, помогал организовывать встречи с читателями и делал снимки для моего блога.
Я не испытывала злорадства от своего успеха; внутри было лишь чувство облегчения и глубокого удовлетворения от того, что я доказала правильность своего пути прежде всего самой себе. И та тишина, которая теперь неизменно наступала при упоминании моей работы за столом или в разговоре с родственниками,— была для меня самой прекрасной мелодией победы.
Елена больше никогда не смеялась над этим выбором.
Никогда вновь.