Она не плакала. Все слёзы остались там, на скамейке. Теперь внутри зияла лишь тёмная, бездонная пустота. Она медленно, словно женщина вдвое старше своего возраста, спустилась вниз по лестнице. Подруга Оксана оказалась права — ещё до суда она пыталась отговорить её от рокового шага: «Ты вырастила эгоиста, Ганна. Он тебя и сгубит». Другого выхода не оставалось — нужно было идти к Оксане.
Но и тут жизнь нанесла удар. Дом Оксаны стоял с заколоченными окнами, а соседка, выглянув на стук, буркнула: «Оксана? Так она уже как полгода в земле. Рак её забрал».
Ганна осталась одна на улице. Сумерки опускались стремительно. Небо затянули тяжёлые свинцовые тучи — дождь был уже близко. Осенний ветер пронизывал до костей её тонкое пальто. Она стояла под чужим навесом, совершенно одна во всём мире, не зная даже, в какую сторону сделать следующий шаг.
Неожиданно рядом бесшумно остановилась машина. Не новая, но ухоженная иномарка замерла у тротуара. Окно со стороны пассажира опустилось, и из него показалось молодое лицо с усталыми глазами и добрым выражением.
— Стоишь тут одна… Идти некуда? — голос прозвучал спокойно и уважительно. — Поехали со мной, подвезу куда скажешь.
Она колебалась недолго. Предостережения вроде «не садись к незнакомцам» теперь казались ей нелепыми воспоминаниями из другой жизни. Куда идти? В участок? Снова за решётку? Не говоря ни слова, она машинально открыла дверь и села внутрь.
Парня звали Алексей. Он молча слушал её сбивчивый рассказ о долгой дороге и одиночестве; о сыне она умолчала — стыд душил её так крепко, что слов не находилось. Алексей лишь кивал в ответ и не перебивал ни разу. А потом отвёз её к себе — в простую квартиру на окраине города: чистую и уютную.
— Живи пока что здесь… Места хватает.
На следующий день Ганна почувствовала такую благодарность за приют, что вычистила весь дом до блеска: перемыла полы до скрипа под ногами, испекла гору пирогов с капустой да картошкой, перестирала его одежду и аккуратно заштопала каждую дырочку на рубашках и носках. Работой она пыталась заглушить боль внутри себя.
Алексей возвращался вечером уставший после смены — он трудился на лесопилке и параллельно развивал свой небольшой бизнес — смотрел на всё это с тихим удивлением: никто прежде так о нём не заботился. Он вырос сиротой в интернате; подобной материнской ласки он никогда не знал.
Так она осталась у него жить — он не прогонял её прочь; напротив — будто бы ждал этого тепла всю жизнь. Она вновь обрела смысл в заботе о другом человеке: зимой носила ему горячие обеды прямо на работу через сугробы — щи да гречку с тушёнкой в термосах; смотрела потом со стороны, как он ест их с аппетитом… Точно так же когда-то кормила своего Дмитрия.
Однажды она принесла обед прямо в кабинет Алексея и застала там незнакомца: тот подозрительно ловко перебирал бумаги на столе хозяина дома. Не раздумывая ни секунды, Ганна схватила швабру и выгнала мужчину прочь под градом отборной тюремной брани — так внезапно для самой себя ожили старые навыки… Вор ретировался без сопротивления под этим напором брани да решимости пожилой женщины.