– Может, ты и правда хотела, чтобы всем было хорошо. Только кого-то пришлось оставить за бортом.
Мы замолчали. Вдруг Галина заплакала — тихо, словно стыдилась своих слёз.
– Прости, Дарина.
– Я уже давно всё поняла, Галина. Время само всё расставило по местам.
С тех пор она стала часто приезжать ко мне — то на день, то на неделю. Больше ни разу не произнесла: «Потерпи».
Просто готовила борщ, мыла посуду и по вечерам молча сидела у окна.
Иногда делилась: внуки звонят редко, а Марта отдалилась, стала холодной.
– Говорят, я лезу не в своё дело, – с грустной улыбкой говорила она.
Я наливала ей чай и не знала, что сказать в ответ.
Богдан так и не появлялся. Но однажды пришло письмо — всего одно слово: «Прости».
Не знаю, написал ли он это от души или по просьбе Галины. Но я всё равно ответила:
«Прощаю. Мы ведь семья».
Постепенно жизнь вошла в привычное русло. Я снова начала писать статьи, бралась за переводы и завела кота. Галина улыбалась каждый раз, когда он тёрся о её ноги. Иногда среди ночи я просыпалась и видела её у окна — в старом фартуке с ромашками, том самом, в котором она когда-то пекла пироги.
– Не спишь? – шептала я.
– Нет… думаю, – отвечала она тихо. – Думаю о том, как мало нужно для осознания ошибки… И как много — чтобы её исправить.
Я подходила ближе и укрывала её пледом.
– Всё уже хорошо, Галина. Дом — это ведь не просто стены. Дом — это когда знаешь: тебя не предадут.
Она посмотрела на меня внимательно и впервые за долгие годы произнесла:
– Я люблю тебя, Дариночка. По-настоящему… без делений на «своих» и «чужих».
С того вечера в моей квартире стало особенно уютно — будто вернулся кусочек того детства, которое я считала навсегда ушедшим.
Теперь у нас снова есть дом. Без точного адреса и громких слов — но с настоящим покоем внутри.
А слово «потерпи» осталось где-то далеко позади — там же, где хранятся вещи из прошлого без права возвращения.