«Хочешь публично меня унижать? Отлично, я тоже умею говорить вслух» — с твердым голосом объявила Ярина на годовщине их брака

Настало время разорвать цепи молчания и наконец обрести себя.

Ярина проснулась в шесть утра, хотя будильник был установлен на семь. За тридцать лет совместной жизни у неё выработалась привычка подниматься раньше Михайла — чтобы всё успеть, чтобы всё было готово, чтобы не услышать его раздражённого вздоха и очередного упрёка о том, что завтрак снова не вовремя.

Сегодняшний день был особенным — годовщина их брака. Тридцать лет вместе. Жемчужная свадьба, как принято говорить. Но радости Ярина не ощущала — только тяжесть в животе и усталость, будто впитавшаяся в каждую клетку тела. К шести вечера должны были приехать гости: дочь Таня с мужем и сыном, сын Тарас с супругой, сестра Михайла Акулина с мужем, их давние друзья — Роман с Евой и Богдан с женой. Нужно было готовить. И немало.

Она накинула халат — тот самый, который Михайло называл «мешком» — и направилась на кухню. По пути мельком взглянула в зеркало: пятьдесят два года, седина у висков, которую она старательно закрашивала каждый месяц; морщины возле глаз; лишний вес — килограммов пятнадцать точно набралось. Когда-то она была стройной женщиной, но после рождения детей, бесконечных застолий для всей родни и ночей одиночества, скрашенных домашней выпечкой, вес начал расти.

— Опять этот мешок надела? — Михайло появился в дверях кухни раньше обычного, потирая глаза. Из-под майки выпирал живот; щетина на щеках была грубой и неровной. — Неужели нельзя нормальный халат купить? Стыдно же.

— Доброе утро тебе тоже, Михайло… Яичницу будешь?

— Только не пережарь опять. В прошлый раз есть невозможно было.

Ярина молча кивнула. Она помнила тот завтрак: яичница была вполне съедобной, но он всё равно остался недоволен. Впрочем, это стало привычным делом уже много лет подряд.

Когда дети были маленькими, он ещё старался держать себя в руках: приносил цветы по праздникам, целовал её в щёку и звал Яриной ласково. Со временем цветы стали редкостью; поцелуи превратились в дежурные жесты; а ласковое имя исчезло вовсе — осталась лишь сухая форма обращения или безличное «ты».

Дети выросли и разъехались по своим домам. А между ними осталась пустота: тишина за ужином да раздражение без причины.

— Постарайся сегодня выглядеть прилично хоть немного… Надень то чёрное платье от дочери.

— Оно мне уже мало…

— Ну вот! А кто виноват? Я же говорил тебе — не ешь ночью! Ты хоть слушаешь меня?

Ярина поставила перед ним тарелку и опустилась напротив со своей чашкой чая. Аппетита у неё не было совсем.

— Может тогда розовое надену?

— Да какая разница… Всё равно сидит оно на тебе как седло на корове…

Она крепко обхватила чашку ладонями и почувствовала жжение от горячего фарфора. Промолчала… как всегда.

Весь день Ярина провела на кухне: шинковала салаты, запекала мясо для горячего блюда, готовила закуски и накрывала стол к вечеру. Дважды Михайло заходил проверить процесс:

— Селёдку под шубой делаешь? Надеюсь не пересолишь опять?

— Помню тот случай…

— И холодец заранее достань из холодильника! Чтобы не был ледяным!

— Сделаю…

— А красное полусладкое купила? Для Акулины я просил!

— Купила…

Он стоял в дверях кухни громоздкий и обрюзгший в растянутой футболке; взгляд его был придирчивым — как у начальника при проверке подчинённого.

— Только смотри… Не позорь меня перед людьми!

Ярина вытерла руки о полотенце и посмотрела ему вслед. Когда-то этот человек читал ей стихи вслух при луне… водил её в кино… говорил ей комплименты… называл самой красивой женщиной на свете… Тогда он был подтянутым инженером с амбициями и искрой в глазах… А теперь перед ней стоял мужчина под шестьдесят с пивным животом… пожелтевшими зубами (которые он порой забывал чистить) и вечным выражением недовольства на лице…

Она знала то самое «неизвестное», что он считал скрытым от неё взглядом… Она видела движения средств через его банковское приложение…

Продолжение статьи

Бонжур Гламур