— А где у вас счётчики? — поинтересовался он у Оксанки. — Надо бы снять показания.
— А зачем?
— Порядок должен быть, — пояснил он. — Мы ведь не просто так приехали, всё оплатим по-честному, сколько израсходуем. А то неизвестно, кто сколько тратит.
Александр достал клетчатый блокнот и аккуратно записал данные с водяного и электрического счётчиков. Затем обошёл всю квартиру, что-то помечая в своём блокноте.
— Я двадцать лет работал управдомом, — сказал он Оксанке. — Привык к дисциплине.
К вечеру в квартире стало душновато. Не тесно физически — просто воздуха как будто не хватало. Владислава хлопотала на кухне, громко комментируя каждое своё движение. Александр сидел за столом с блокнотом и подсчитывал траты на продукты.
— Хлеба взяли на восемьдесят гривен… Молока на сто двадцать… Делим пополам…
Оксанка устроилась на диване с ученическими тетрадями в руках. Она их не проверяла — просто держала перед собой, глядя сквозь строки: слова расплывались, смысл ускользал.
Богдан вернулся поздно вечером, когда гости уже спали. Владислава с Александром заняли диван в комнате. Богдан постоял в прихожей и неуверенно взглянул на Оксанку.
— Может, мне лучше домой поехать?
— Нет, — поспешно ответила она. — Останься.
Он переночевал на раскладушке на кухне и утром ушёл рано, даже не позавтракав.
Дни потекли как-то странно и неловко. Владислава просыпалась первой и сразу включала радио погромче. Заваривала кофе — не тот ароматный в турке, который любила Оксанка, а растворимый из банки.
— Что ты возишься со своей туркой? — говорила она. — Время только теряешь! Сейчас все нормальные люди растворимый пьют.
Александр составлял таблицы расходов: кто сколько воды потратил в душе, кто когда вставал утром и сколько кому доплатить за коммунальные услуги.
— Экономить надо! Ресурсы ведь ограничены! — объяснял он всем вокруг.
Оксанка ощущала себя чужой в собственной квартире. Владислава переставила мебель без спроса и убрала фотографии с комода.
— Зачем эти снимки напоказ? Только тоску нагоняют!
То спокойное счастье рядом с Богданом рассыпалось буквально за пару дней: исчезли неспешные ужины вдвоём, разговоры ни о чём и простое чувство близости рядом. Богдан стал появляться реже: задерживался на работе всё чаще.
— Ты из-за них чувствуешь себя неловко? — спросила его однажды Оксанка.
— Да… Они смотрят на меня как будто я чужой тут… И всё время какие-то замечания…
В субботу вечером за ужином Владислава оценивающе посмотрела на Оксанку:
— Не обижайся только… Но кашу ты варить совсем не умеешь! Какая-то пресная выходит… Мужчины такое есть не будут!
Оксанка поставила чашку обратно чуть громче обычного:
— Богдан никогда не жаловался…
— Он просто воспитанный человек! Молчит себе… А про себя думает: «Скучная женщина без характера». У тебя всё скучно: ни соли тебе, ни настоящего мужика рядом! Этот твой Богдан вообще молчун какой-то!
Оксанка медленно положила ложку рядом с тарелкой. Внутри что-то оборвалось:
— Довольно…
Владислава удивлённо приподняла брови:
— Что именно?
— Хватит учить меня жить! Это мой дом… моя еда… мой мужчина… Вы мне никто: ни мать вы мне и ни семья! И никаких условий мне ставить не нужно!
— Да ты что такое говоришь?! Я же тебе добра желаю! Я жизнь прожила…
— Я сказала достаточно! Чтобы завтра к обеду вас здесь уже не было!
Наступило молчание. Александр отложил журнал и посмотрел на жену внимательно. Владислава выпрямилась; лицо её стало жёстким:
— Ты что это удумала? Мы же друзья твоих родителей! Мы тебе почти как родные люди!
— Родные так себя не ведут… И вообще я вам ничего не должна! А вы должны понимать одно: вы здесь гости!
Владислава повысила голос:
— Да мы же тебе помогаем по дому! Александр вчера смеситель починил! А я советы даю из опыта жизни – чтобы тебе легче было жить!
— Твоя мама бы ужаснулась от такой неблагодарности!
Оксанка поднялась из-за стола:
— Моя мама была доброй женщиной… Но она бы никогда никому не позволила переставлять мебель или прятать фотографии близких людей… И слушать лекции о каше тоже бы никому не стала…
Александр попытался примириться:
— Оксана… мы ведь без злого умысла…