— Я, Ярослав, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, решил передать дачный участок с домом своей невестке Марьяне. Только она проявила ко мне заботу в последние месяцы. Моя жена и сын отвернулись от меня. Это моё решение, и я прошу его уважать.
— Видеозапись? — Лариса побелела. — Что ещё за видеозапись?
Вместо ответа Марьяна достала телефон и включила ролик. Голос Ярослава наполнил кухню. Лицо свекрови с каждой секундой становилось всё более бледным. Когда запись завершилась, наступила гнетущая тишина.
— Это… это фальшивка, — прошептала Лариса, но в её голосе уже не звучало прежней уверенности.
— Соседка, которая снимала, готова подтвердить подлинность в суде, — спокойно сказала Марьяна. — Как и врач, осматривавший Ярослава в тот день. А также Роман, у которого есть все документы, подтверждающие его дееспособность.
Богдан, наконец, отошёл от окна и подошёл к матери.
— Мама, может, хватит уже? Отец сделал свой выбор. Мы должны его принять.
— Ты теперь тоже на её стороне? — Лариса посмотрела на сына так, словно видела его впервые. — Она и тебя обвела вокруг пальца?
— Никто никого не обманывал, — устало ответил Богдан. — Просто Марьяна действительно ухаживала за отцом. А мы… мы оба знаем, что почти не навещали его.
— Я не могла! — закричала Лариса. — Мне было невыносимо видеть его в таком состоянии! Это было слишком тяжело!
— А Марьяне, по-твоему, было легко? — неожиданно резко спросил Богдан. — Она после смен ехала к нему, ночами не спала, когда ему становилось хуже.
Марьяна удивлённо посмотрела на мужа. Впервые за всё время он встал на её сторону. Не прятался за матерью, не делал вид, будто ничего не происходит. Лариса смотрела на сына с растерянностью и обидой.
— Богдан, ты не понимаешь… Эта дача — часть нашей семьи! Её строил твой дед! Каждое дерево мы сажали сами!
— Нет, мама, — покачал головой Богдан. — Дом строил отец вместе со своими братьями. Дед к нему не имел отношения. И деревья сажал тоже он. А мы приезжали туда максимум раз в год, на майские праздники.
Марьяна вспомнила, как впервые оказалась на участке. Всё было запущено: сорняки, покосившийся забор, крыша протекала. Тогда Ярослав с грустью сказал: «Раньше здесь было красиво. Но годы берут своё, сил уже нет, а помочь некому».
С тех пор она каждую субботу приезжала с ним. Прополка, покраска, ремонт — всё ложилось на её плечи. Богдан присоединился всего пару раз, а Лариса не приезжала вовсе, ссылаясь на аллергию на пыльцу.
— Я всё равно подам в суд! — Лариса схватила сумку. — Вы ещё пожалеете! Оба!
Она направилась к двери, но, дойдя до порога, обернулась.
— И не думай, что я промолчу! Все узнают, кто ты на самом деле! Родственники, соседи — всем расскажу, как ты обобрала старика!
Дверь захлопнулась с такой силой, что задрожали стёкла. Марьяна и Богдан остались на кухне вдвоём. Несколько минут они молчали, избегая взгляда друг друга.
— Прости, — наконец произнёс Богдан. — Мне следовало раньше… Защитить тебя. От мамы и вообще.
Марьяна посмотрела на него усталым взглядом.
— Почему только сейчас? Почему не год назад, не два, не пять?
Богдан опустился на стул и закрыл лицо руками.
— Потому что я боялся. Всю жизнь боялся расстроить маму. Она всегда была такой… властной. С детства внушала, что её слово — закон. Я привык. Проще было молчать, чем спорить.
— А обо мне ты думал? — в голосе Марьяны звучала не злость, а усталость. — Каково мне было всё это время?
— Думал. Но убеждал себя, что это временно. Что мама привыкнет, примет тебя. Что всё как-нибудь уладится.
— Само по себе ничего не решается, Богдан. Отношения требуют усилий. Их нужно отстаивать.
Он кивнул, не поднимая головы.
— Перед тем как лечь в больницу, отец сказал мне одну вещь. Он признался, что я повторяю его ошибки. Что он тоже всю жизнь молчал, позволял маме управлять, принимать все решения. В итоге остался ни с чем — без мнения, без жизни. Он просил меня не быть таким же.
Марьяна встала и подошла к окну. За стеклом моросил дождь, прохожие спешили, укрываясь под зонтами. Обыденная жизнь текла своим чередом.
— Что будем делать? — спросила она.
— Не знаю, — честно признался Богдан. — Мама не бросает слов на ветер. Она точно подаст в суд.
— Пусть подаёт. У неё нет оснований. Ярослав всё предусмотрел.
— Дело не только в суде. Она настроит всех родственников против нас. В первую очередь — против тебя.