Она обернулась, и на её лице вновь появилась лёгкая, светлая улыбка.
Маска вернулась. — Пора ехать, милый?
Дети — такие трогательные существа, не так ли?
Он пристально смотрел на неё, пытаясь уловить остатки той женщины, которая недавно говорила о борьбе и падениях. — Да, — выдавил он. — Поехали.
В машине она молчала, уставившись в окно на мелькающие огни.
Игорь не включал музыку.
Тест был пройден.
Но вместо облегчения в душе поселилась странная пустота.
Он понял главное — она была настоящей.
Однако настоящей была она там, в зале, рядом с той девочкой.
А здесь, рядом с ним — другая.
Он приобрёл картину, за которой скрывалась пропасть — глубина, которую невозможно было измерить и объять.
И теперь ему предстоит принимать: проверку прошла не та женщина, которую он хотел видеть, а та, кем она была на самом деле.
И это пугало его гораздо сильнее любого разочарования.
Машина плавно ехала по ночной Диканьке, оставляя позади огни центра.
Тишина в салоне была густой, словно смола.
Каждый звук — переключение передач, шелест шин — звучал громче, чем следовало.
Он украдкой взглянул на Ольгу.
Она смотрела в окно, и в отражении стекла её лицо казалось чужим.
Исчезла не только та усталость, что была в зале, но и привычная маска участия.
Осталась пустота. «Играй для скрипки.
А все остальные… пусть просто слушают». «Если бросишь — они победят».
Эти слова крутились у него в голове, складываясь в тревожную мозаику.
Кто эти «они»?
Кто мог говорить «не получится» этой изящной женщине, живущей в мире галстуков и вечеринок? — Спасибо, что поехала, — наконец произнёс он, и его голос прозвучал чуждо, фальшиво. — Это важно для меня. — Конечно, милый, — она повернулась, и маска мягкой заботы мгновенно заняла своё место. — Бедные детки.
Им так нужна поддержка.
Надо бы передать им что-нибудь — одежду, игрушки… Он сжал зубы.
Снова этот язык пожертвований.
Язык, который, как он думал, был её единственным.
Теперь он осознал, что ошибался. — Той девочке со скрипкой, — попытался он. — Насте, кажется?
Ты с ней так… по-настоящему поговорила.
На её лице мелькнуло едва заметное напряжение — словно застигнутая врасплох.
Но вскоре оно исчезло. — А, да… Такая трогательная.
Видно, как старается.
Хотелось её немного поддержать. — Ты говорила с ней как профессионал, — не сдавался Игорь, словно вёл машину по краю обрыва. — У тебя был опыт?
Ольга рассмеялась — коротко, звонко, слишком высоко. — Боже упаси!
Просто в детстве меня заставляли играть на скрипке.
Я ненавидела это.
Каждую минуту.
Родители считали, что это «нужно для культуры». — Она улыбнулась, будто рассказывала забавную историю из прошлого, лёгкую, как пушинка.
Но Игорь помнил её глаза.
Помнил, как в голосе прозвучала сталь — не раздражение, не воспоминания о неприятных уроках.
Это была ненависть, выкованная годами давления, борьбы, одиночества.
Ненависть к тем, кто говорит: «Ты не справишься».
Он больше не задавал вопросов.
Дорога домой прошла в тишине.
Зайдя в просторную квартиру, Ольга сразу сняла туфли и браслет — тот самый, который, как он знал, резал ей кожу.
Её движения были точными, без лишних жестов.
Она не выглядела уставшей от концерта.
Она выглядела уставшей от жизни. — Я пройдусь под душ, — сказала она и исчезла в спальне.
Игорь остался один в гостиной.
Подойдя к бару, налил виски, но не стал пить — лишь крутил тяжёлый стакан в руках, ощущая холод хрусталя.
Он получил ответ.
Его жена не была фальшивой куклой, созданной под его представления о мире.
В ней была глубина.
Боль.
Сила.
Однако этот ответ породил новые вопросы — ещё более острые и опасные.
Кто она на самом деле?