Меня не выгнали из дома с криками и разбросанными по лестнице вещами, как в дешёвом сериале. Всё случилось гораздо тише и глубже. Мне было пятнадцать лет. Мама однажды просто посмотрела на меня таким взглядом, что по спине пробежали мурашки, и спокойно, без истерик, произнесла:
— Илья, так будет лучше. Тебе здесь больше не место.
Мы находились в кухне, где всё было до боли знакомо: старый стол с облупившейся кромкой, тусклый свет потолочной лампы, запах борща смешанный с её сигаретным дымом и чем-то затхлым — возможно, пахло тоской. Я молчаливым взглядом следил за тем, как её тонкие пальцы с обкусанными ногтями нервно теребили край изношенного фартука. Она не плакала. Её глаза были безжизненны, словно тёмный экран выключенного телевизора.
Я был обычным подростком. Неидеальным, но старавшимся. В нашей двушке на окраине обои вздувались пузырями, а в подъезде постоянно пахло кошками. Я учился хорошо, приносил пятёрки, чинил розетки по просьбе, мыл посуду, пока мама стояла на балконе с сигаретой. Всё надеялся услышать:
— Молодец, Илюха.
Но всё изменилось после появления Сергея. Он явился, будто танк на параде: громкий, уверенный, с тяжёлым взглядом, заставлявшим втягивать голову в плечи. Он не поднимал руку. Даже не кричал. Просто своим молчанием и презрением превращал меня в ничто. Мама рядом с ним стала другой. Исчез её смех, словно кто-то стер его с её лица.
Потом появилась Оля. Маленький, крохотный комочек, сразу превратившийся в центр вселенной. Улыбки, розовые пинетки, фотографии на холодильнике. Вся забота была для неё. Я остался в стороне.
По вечерам я прятался в подъезде, садился на ступеньку и слушал, как скрипит лифт. Это было единственное место тишины, где можно было просто вдохнуть воздух. Дома атмосфера давила, как крышка гроба. Я понимал: всё вот-вот взорвётся.
И в один момент это произошло.
Сергей стоял у двери с кошельком в руках, словно с уликой:
— Куда делись деньги?
Пять тысяч гривен — не так уж много. Я не брал. Поклялся. Но его взгляд говорил: «Не верю». А мама так же тихо теребила фартук и шептала:
— Признайся, Илюша. Мы не хотим вызывать полицию.
Я уже не видел в ней маму. Лишь чужую женщину. Молча собрал рюкзак, бросил туда пару футболок, блокнот и плеер с треснувшим экраном — и ушёл. Дверь захлопнулась с глухим эхом, как выстрел.
⸻
— Огонёк в темноте
Интернат пах хлоркой, холодом и отчуждением. Скрипели железные кровати, по вечерам раздавался гул голосов, а по ночам — чужие всхлипы и за стеной кто-то кашлял. Здесь никто не играл в семью. Старшие проверяли на прочность: подставляли ножку, прятали еду, могли вылить воду на постель. Однажды я обнаружил под подушкой дохлую мышь. Не вскрикнул. Просто выбросил. Учился выживать — быстро, тихо, без эмоций.
Интернат походил на дикую стаю. Здесь ценили силу, хитрость и молчание. Я стал наблюдать, угадывать, кто друг, а кто предаст без колебаний.
Единственным местом, где я чувствовал спокойствие, стал компьютерный класс. Старые машины, гудящие как паровозы, с ужасно лагающими мониторами. Именно там я впервые увидел код — строки, в которых царила логика. Я часами сидел за клавиатурой, читал, искал и исправлял ошибки.
Учитель информатики, дядя Саша, был другим. Лысоватый, с мешками под глазами, всегда пахнущий растворимым кофе. Он заметил, что я возвращаюсь туда снова и снова. Однажды просто передал мне потрёпанную книгу по программированию:
— Вот, почитай. Может, получится выбраться отсюда.
Я запоем читал её. Создавал калькуляторы, игры, простые приложения. Впервые что-то действительно получалось. Каждая строка кода, собранная без ошибок, была маленькой победой. Будто кто-то говорил мне: «Ты не пустое место. Ты способен.»
⸻
Первые шаги
Спустя год я уже создавал сайты для местных ремесленников: тех, кто продвигал сантехнику, кто ставил пластиковые окна. За пару сотен гривен делал им одностраничные сайты. Деньги вкладывал в флешки, провода и книги. Иногда покупал доширак — на себя и двоих младших, с кем делил комнату.
С дядей Сашей мы стали общаться чаще. Он показал, как работает мир фриланса. Создал для меня профиль на бирже. Сказал:
— Здесь ты никому не нужен, а там — ты программист. Если выдержишь, сделаешь себе имя.
Я почти не спал ночами. Писал код, изучал форумы, смотрел видеоуроки. Первые заказы появились спустя два месяца. Простые, недорогие, но мои. Я получил первую тысячу — и заплакал. Ведь впервые осознал: могу жить без них. Без матери, без Сергея, без их квартиры с выцветшими обоями.
⸻
Возвращение
Мне было двадцать, когда я узнал о болезни матери. Тот самый Сергей написал в соцсети, холодно, без чувств:
«Твоя мать больна раком. Если хочешь — приезжай».
Я не знал, стоит ли. Но поехал.
Больничная палата была такой же серой, как всё моё детство. Она лежала худощавая, с потемневшими глазами. Увидела меня и будто ожила.
— Илья…
Я не знал, что сказать. Мы долго молчали. Потом она тихо произнесла:
— Прости. Я… тогда не смогла. Мне было страшно.
Я кивнул. Я уже простил.
⸻
Сейчас
Мне двадцать пять. Я работаю удалённо, снимаю квартиру, где пахнет кофе и книгами. У меня есть старый, но надёжный ноутбук. Я пишу код. Помогаю другим, кто вырос в интернатах и обращается ко мне за советом. Я знаю, что значит быть никем.
Но теперь я понимаю главное.
Ты можешь.
Всегда можешь. Даже когда кажется, что нет.
Если читаешь это и чувствуешь безысходность — знай: выход есть. Он внутри тебя.
Ты — не тень. Ты — свет.
Новая глава — Свой путь
Прошёл год после нашей встречи — мамы уже не стало. Я был на похоронах. Стоял в стороне, в чёрной куртке, купленной на первые заработки фрилансом. Сергей не подошёл. Оля, теперь уже подросток, держала его за руку, косо смотрела на меня с укоризной. Я понял: для них я — прошлое. Грустное, неудобное, почти стертое. И это нормально. Каждый несёт тот груз, который может вынести. Я своё уже понёс.
После похорон я долго гулял по улицам того района, где прошло детство. Всё казалось меньше, тусклее. Подъезд, в котором прятался от жизни, теперь был с новыми дверями и домофоном. В лифте больше не скрипело. Даже воздух стал чужим.