В записке, охваченная муками совести, она открыто призналась: подменив здорового новорожденного мертвым из роддома, она заплатила санитарке за эту подмену.
Она украла сына Ольги.
Почему?
Из извращённого чувства жалости, из глубокой тоски по тому, чего никогда не имела.
Она мечтала стать матерью.
Желала любить.
Стремилась получить хоть частичку той жизни, к которой не могла прикоснуться.
В послании она обещала воспитывать мальчика как своего собственного, любить его всем сердцем.
После чего бесследно исчезла.
С тех пор Ольга не прекращала поиски.
Годы проходили.
Десятилетия сменяли друг друга.
Она проверяла все наводки, опрашивала людей, привлекала частных детективов — всё было тщетно.
Её сын словно растворился в воздухе.
Закончив рассказ, она встретилась взглядом с Сергеем, который сидел, словно поражённый.
Василий молчал, забыв о своей папиросе, дымок которой тонкой ниточкой поднимался к потолку. — Тамара… та женщина, которую ты называл мамой… — голос Ольги дрожал, — была моей подругой.
И одновременно палачкой.
Она похитила тебя у меня.
Я не знаю, что с ней произошло.
Возможно, она не смогла вынести тяжесть лжи, испугалась, что правда всплывёт — и бросила тебя в детский дом.
А эту могилу… может, она заранее приобрела для себя.
Приходила сюда, чтобы исповедаться.
Это единственное объяснение, которое я могу дать.
Сергей молчал.
Его внутренний мир, основанный на вере в простую, пускай и горькую правду, рушился.
Всё, что он считал священным, оказалось ложью.
Та женщина, перед камнем которой он каждое утро склонял голову, была не матерью, а похитительницей.
А настоящая мать сидела перед ним — чужая, состоятельная, источающая аромат дорогих духов.
А где-то умирал отец, которого он никогда не встречал. — Сергей… — Ольга произнесла его имя с мольбой. — Пожалуйста.
Поедем к нему.
Он ждёт.
Он должен увидеть тебя.
До последних своих минут.
Он поднял глаза.
В них бушевал шторм: боль, гнев, неверие… и стыд.
Острый, жгучий стыд за свою одежду, за свой внешний вид, за то, что он — именно такой — предстанет перед умирающим человеком, перед отцом, о котором даже не мечтал. — Я… я не могу, — выдавил он. — Посмотрите на меня… — Мне всё равно, как ты выглядишь! — внезапно, почти криком, ответила Ольга. — Ты мой сын!
Ты слышишь?
Мой!
И мы едем.
Сейчас.
Немедленно.
Она поднялась и протянула руку.
Сергей смотрел на неё — на ухоженные пальцы, на блеск слёз в глазах, на решимость, в которой не осталось сомнений.
И что-то внутри него сломалось.
Неуверенно, с дрожью, он вложил свою загрязнённую ладонь в её.
Василий, стоявший в углу, просто кивнул — коротко и одобрительно.
Путь в Луцк казался бесконечным.
