В отделении банка царила густая, вязкая тишина, словно застывший клей. Тамара не отрывала взгляд от молодой операционистки, замечая её безупречный маникюр в цвете пыльной розы и бейджик с именем «Наталья», и никак не могла поверить услышанному. Слова, сказанные девушкой в вежливом, почти извиняющемся тоне, словно зависли в воздухе, не складываясь в понятное сообщение.
«Тамара Степановна, на вашем счёте недостаточно средств. Точнее… там почти ничего нет».
«Как это нет? — голос прозвучал незнакомо, хрипло. — Проверьте ещё раз. Там должно быть почти три миллиона. Мы с мужем копили».
Наталья с отрепетированным сочувствием повернула к ней экран. На мониторе зелёным по белому горела цифра, от которой у Тамары перехватило дыхание: 117 гривен 34 копейки.
«Вот, видите? Последняя операция — полное снятие наличных. Два дня назад. В отделении на другом конце города».
Два дня назад. В четверг. Игорь сказал, что поедет в область, чтобы обсудить поставку нового оборудования для его маленького цеха по производству мебельной фурнитуры. Обещал вернуться к ночи. Но не вернулся. Телефон был выключен. Тамара убеждала себя, что он просто задержался, что в лесной глуши нет связи, что вот-вот появится у порога, уставший, пахнущий бензином и дорогой, и будет виновато улыбаться своей мальчишеской улыбкой, которая даже в её пятьдесят три года всё ещё могла её обезоружить.
Она поднялась, ноги словно ватные. Поблагодарила девушку, не помня как, и вышла на залитую солнцем одесскую улицу. Жаркий июльский воздух ударил ей в лицо, но внутри было холодно. Холод исходил изнутри, распространяясь от сердца ледяными иглами. Она добралась до ближайшей скамейки и уселась. Сумка, в которой хранились все документы для клиники в Германии, где их сын Владислав ждал сложнейшую операцию на колене, казалась невыносимо тяжёлой. Владислав, их единственный, долгожданный ребёнок, после аварии почти не мог ходить. Эта операция была не просто шансом — это была вся их жизнь последних шести месяцев. Все накопления, проданный гараж отца, деньги, занятые у родственников — всё сосредоточено на этом счёте. Счёте, оформленном на Игоря. Потому что он мужчина, он лучше разбирается, он всё уладит. Так он всегда говорил.
Она взяла телефон и снова набрала его номер. «Абонент вне зоны доступа…» Механический голос звучал как приговор. Тамара сидела на скамейке посреди шумного города, а вокруг рушился её мир. Рушились двадцать девять лет брака, рушилось доверие, надежда, будущее. Всё обратилось в прах, в 117 гривен 34 копейки.
***
Первые дни пролетели словно в тумане. Она автоматически отвечала на звонки взволнованного сына. «Папа в командировке, связи нет. Да, я помню про перевод. Всё сделаю, не переживай». Лгать ей было тяжело, слова словно царапали горло. Она обзвонила всех их общих знакомых. Никто ничего не знал. Она съездила к его цеху. Дверь была заперта, на ней висел новый замок. Сосед-арендатор, хмурый мужчина в промасленной спецовке, сообщил, что Игорь съехал ещё на прошлой неделе. Распродал оставшееся оборудование, рассчитался с рабочими и исчез. «Сказал, что уезжает в новую жизнь, на юга», — усмехнулся мужчина, вытирая руки тряпкой.
Новая жизнь. Эта фраза застряла в её голове словно заноза.
Вечером третьего дня, когда молчание стало невыносимым, Тамара позвонила единственному человеку, которому могла довериться, — своей коллеге по библиотеке и подруге Ирине.
«Ир, можешь приехать?» — спросила она, и голос её сдался.
Ирина появилась через сорок минут, неся пакет с бутылкой вина и запахом свежей выпечки. Она была полной противоположностью Тамары: громкая, решительная, с короткой стрижкой и цепким взглядом. Без слов она прошла на кухню, поставила на стол бутылку крымского муската, нарезала сыр и достала два бокала.
«Рассказывай».
И Тамара рассказала. О банке, о пустом счёте, о запертом цехе, о выключенном телефоне. Она говорила ровным голосом, без слёз, перечисляя факты словно читала официальный отчёт. Когда она закончила, в комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь тиканьем старинных настенных часов.
Ирина долго молчала, глядя в одну точку. Затем налила вино.
«Вот же подлец, — произнесла она, спокойно и убедительно. — Прости, Там, но другого слова нет. Деньги на лечение сына… это уже за гранью».
«Я не знаю, что делать, Ир. Как сказать Владиславу? Он так надеялся…»
«Говори правду. Как есть. Он взрослый, он поймёт, кто его отец. А этому… этому ещё аукнется. Закон бумеранга никто не отменял». Она отпила вина. «Заявление в полицию подавала?»
Тамара покачала головой отрицательно. «Какой смысл? Мы же муж и жена. Счёт на его имя. Он просто взял свои деньги».
«Свои? — голос Ирины повысился. — Там деньги от твоего гаража! Там деньги твоего брата! Это не его, а общие средства! И украдены они не у тебя, а у Владислава. Пиши заявление. Пусть ищут. Может, хоть часть вернётся».
Они просидели до поздней ночи. Ирина не утешала и не жалела. Она строила планы: позвонить брату, поговорить с юристом, собрать документы. Её деловой настрой был трезвее любого вина. Когда она уходила, остановилась у двери.
«Там, не сдавайся. Ты у нас сильная. Просто забыла об этом, прячась за его широкой спиной. А эта спина, оказывается, была гнилой».
Оставшись одна, Тамара обошла их трёхкомнатную квартиру. Вот его кресло с вмятиной под весом. Вот его полки с книгами по бизнесу и саморазвитию — «Как стать миллионером», «Думай и богатей». Иронично. Она подошла к серванту с их совместными фотографиями. Вот они молодые, на свадьбе. Вот с маленьким Владиславом на плечах у Игоря. Вот в прошлом году, в Турции. Счастливая, улыбающаяся семья. Ложь. Всё было ложью.
Она открыла шкаф в спальне. Его половина была пуста. Аккуратно сложенные свитера, рубашки на вешалках — всё исчезло. Он готовился. Он не просто сбежал. Он холодно и методично стирал себя из её жизни. И вместо боли она ощутила нечто иное — холодную, собранную ярость. Не истерику, а сосредоточенную силу. Ярость придавала ей силы. Она поняла, что Ирина была права. Она забыла, что умеет быть сильной.