Татьяна вновь взглянула на Владимира Ивановича и опять убедилась в неизменности своего отношения к нему. И он, между прочим, не скрывал прежнего, глубоко укоризненного взгляда, словно неприязнь осталась прежней.
Когда-то, очень давно, еще до того, как она глупо оказалась за решеткой, она была его наставницей. Он только начал свой врачебный путь, а она уже имела определённый опыт.
Но беда заключалась в том, что молодой человек никак не стремился исправить свой неудачный старт. Она часто делала ему замечания — да, бывало и такое! — но всегда по делу, никогда из пустого развлечения.
А теперь? Посмотрите на него! Еще молодой, а живот заметен — за столом с трудом помещается! Заведующий! Да это же полный абсурд!
— Татьяна Николаевна… — протянул он, будто преднамеренно растягивая каждое слово её полного имени.
— Давайте не будем ходить вокруг да около? Мы взрослые люди. Я же принял вас на работу. Да, пора принять. А знаете почему? Просто чтобы свое самолюбие погладить!
Она печально улыбнулась криво, без истинной радости.
— Верно подмечено. Вы всегда были женщиной… э-э… умной. И, к тому же, врачом. Естественно, сейчас по профессии вас вряд ли кто возьмет. Вероятно, даже медсестрой устояться — почти нереально. А вот санитарткой? Это я вам могу предложить. Хоть сегодня начнете.
Владимир растянул свою противную, самодовольную улыбку.
— А чего я еще ожидала?
— А что бы вы хотели? Помните о своем послужном списке! За это, Татьяна Николаевна, даже должны быть благодарны.
— Благодарность… Когда начинать?
— Поговорите с главной медсестрой — она вас проинформирует. Всего доброго, Татьяна Николаевна.
Таня попыталась покинуть кабинет с ровной спиной, не желая показать ему своё унижение. Но он был прав, черт возьми!
Её не брали ни по профессии, ни вообще. Все из-за тех проклятых семи лет, проведённых в тюрьме. Семь лет за то, что она… да, убила собственного мужа.
История была банальной и неприятной до тошноты. Очень давно она уже приелась ей. Татьяна обожала свою работу, отдавала ей почти всю себя и время. А муж… мужу это безумно не нравилось. Ему хотелось, чтобы всё внимание было только ему.
Сначала он ранил её словами — словами, которые причиняли боль сильнее, чем удар. Затем, за каждое опоздание домой, начинал бить все сильнее и сильнее.
Постепенно Таня превратилась в нервный сгусток. В истеричку, чего уж скрывать. Однажды, когда муж совсем был вне себя, и казалось, что он может убить её, она просто схватила первое, что оказалось под рукой, и ударила его со всей силы.
Это была сковорода. Хорошая, чугунная. Таня любила хорошую посуду — вот такой парадокс.
Никто, даже адвокат, не поверил, что у неё дома было именно так. Муж был уважаем человеком! Всегда улыбался, помогал приютам для животных… А вот про неё стали сложиться совсем другие представления.
О том, что муж её бил, Таня никому не рассказывала — слишком стыдно было. Но её нервные срывы на работе оставались заметными.
В общем, она отбыла срок. Выходила на свободу и не знала, куда идти. Родственники мужа быстро забрали квартиру себе. Спасибо тёте Любе, что приютила. Но сразу предупредила: ищи себе свое жильё. Она сказала прямо: долго вместе не проживем, потому что всю жизнь была одна.
— Пойми, Танечка… — говорила тётя Люба, осторожно передвигая какую-то статуэтку на полке. — Я к тебе хорошо отношусь, правда. Но вот к соседям не привыкла. У меня тут всё по месту лежит. Мелочь — сдвинешь — и уже дискомфорт. Мы только ссориться будем. Не потому что есть повод, а просто потому, что вместе, бок о бок, жить не сможем.
Татьяна понимала, что тётя говорила правду. И была благодарна за искренность. Обещала обязательно что-то придумать. Ей была нужна работа. Любая, лишь бы не сидеть у тёти на шее. А дальше — будет искать и обязательно найдёт.
Из прежних сотрудников Кременчуга почти никто не остался. По секрету, чуть ли не шёпотом поведала баба Галя — санитарка с тридцатилетним стажем, и всё это время просто баба Галя.
— Из-за того самого самодура… и вора! — баба Галя выплюнула слово, возмущаясь. — Из-за него все разбежались!
Татьяна улыбнулась.
— Баб Галь, вы слишком сурово к нему. Мне кажется, он всего лишь немного… глуповат и эгоцентричен.
— Никакой суровости! Побудешь здесь, сама всё увидишь! Господи, Боже мой! Ни врачей, ни нормальных докторов, а хорошего специалиста на санитарку?! Ужас! Какое безобразие!
Баба Галя крепко взяла ведро и швабру и пошла мыть полы, тихо причитая и иногда крестясь.
Татьяна Николаевна отработала совсем немного, но быстро осознала, насколько баба Галя была права. В Кременчуге царил полный хаос.
Это даже не бардак, а что-то страшнее. Родственники сами приносили лекарства пациентам. Пациенты ложились в больницу, прихватив с собой постельное бельё.
О еде из столовой даже говорить не хотелось. Татьяна не могла понять одного: так во всей Украине или только у них, в Кременчуге?
Разговаривала как-то с одним из врачей. Тот устало отмахнулся и безнадёжно пожал плечами.,— А у нас… как раз сейчас самый высокий период.
— Скажите, Юрий Петрович, в чём же наше отличие? Когда я здесь работала, такого беспредела не наблюдалось!
— Всё просто, Танечка Николаевна… Воровать нужно тогда, когда есть, что воровать! А если ничего не осталось, но хочется — вот тогда и начинаются вот эти все истории.
— Понятно… И вы не первый, кто из Кременчуга говорит о воровстве. Почему же все молчат?
— Вы что, предлагаете заявление написать? — Он усмехнулся. — Это же глупо! Ни у кого доказательств не появится! А бардак сейчас везде. Не удивлюсь, если наверху и сами давно забыли, что и когда они там выделяли.
Татьяна услышала много нового. В частности, что теперь у Кременчуга якобы появились некие спонсоры. И они выделяют средства на разные нужды. Еще ей рассказали, что один из таких «благодетелей» сейчас находится в этом же учреждении.
В самой лучшей палате. Ему готовят особенное питание, у него личная медсестра… Короче, всё по высшему разряду. Лишь бы он, не дай бог, не узнал, что в остальной части Кременчуга положение крайне плачевное.
Хотя, как рассказывали медсёстры, ему, наверное, уже всё равно, что здесь происходит. Потому что он… умирал. Врачи боролись, меняя лекарства одно за другим. Но улучшений не было. Как сказала баба Галя: «Жалко его… Хороший мужик. Зря гонял нашего Владимира Соколова! А теперь, смотри, сам лежит…»
Татьяна задала вопрос, не понимая:
— Если у него столько денег… Почему он не поедет лечиться за границу?
— Он… Анатолий Викторович, этот самый спонсор, словно махнул рукой на всё. Ничего не желает, Танечка Николаевна. Ему всё стало безразлично. И возраст у него ещё не почтенный… Точно не знаю, но пятидесяти он, скорее всего, не достиг.
Вечером, когда после отбоя в отделении воцарилась тишина, Татьяна решила заглянуть к нему в палату. Хотелось посмотреть на этого миллионера. Её интересовал не просто умирающий человек, дело было в другом.
Ещё в институте они с коллегами пытались найти лекарство именно от этой болезни. Постепенно те, кто активно работал и экспериментировал, одна за другой покинули эту тему.
И к тому времени, когда все уже разъехались по своим Кременчугам и поликлиникам, интерес к проблеме остался только у Татьяны.
Конечно, одной добиться клинических испытаний такого препарата было практически невозможно. Но она продолжала время от времени возвращаться к своим заметкам и расчётам.
Там не было ничего необычного — только очень точные пропорции разных, казалось бы, простых компонентов.
В итоге получалась такая… взрывоопасная смесь, находящаяся на пределе, которая работала именно в нужном направлении. Но на людях её никто не испытывал. Поэтому о побочных эффектах никто не знал. Полная неизвестность.
— Можно?
Мужчина медленно повернул голову в её сторону.
— Да.
Татьяна тихо вошла и села. Внимательно вгляделась в его лицо. Да. Все признаки были налицо. Всё так же, как они изучали это много лет назад.
— Как вы себя чувствуете?
— Как вы думаете? — Он посмотрел на неё. В глазах не было привычной усталости. — Вы ведь не врач?
— Нет… сейчас нет.
— Как это?
Татьяна улыбнулась, но улыбка была горькая.
— Наверное, я расскажу вам свою историю. Чтобы вы… не подумали обо мне хуже, чем есть.
В глазах мужчины промелькнул интерес.
— Мне любопытно.
Примерно двадцать минут Татьяна рассказывала. Затем она замолчала. Мужчина тяжело выдохнул.,— Вот это история… Настоящий сюжет для криминального романа. А как вам работается под руководством Владимира Ивановича?
— Ну, как вы думаете? — Татьяна не выдержала и тяжело вздохнула. — По идее, его надо выгнать отсюда как можно скорее!
— А это не ваша забота? — В его голосе сквозила насмешка.
— Почему бы и нет? Вы же видите, что здесь происходит.
— Ну… то, что я наблюдаю, меня вполне устраивает. Но… я хотел бы понять, зачем вы ко мне пришли? Не для жалобы на начальство?
— Нет! Совсем не жаловаться. Я даже не знаю, как это объяснить. В целом…
Татьяна давно не рассказывала так много, наверно, лет десять. Точно. Она ощутила усталость. Язык словно пересох во рту. Пациент жестом показал на тумбочку.
— Вот там есть вода. Вообще, интересно… Сколько мне ваши специалисты еще дают времени? Месяц?
— Приблизительно столько. Извините.
— Да бросьте! Я взрослый человек. Жить хочется. А если ваше лекарство не подействует, сколько у меня останется?
— Точно не знаю. Лекарство может не сработать. Но убить оно не способно. Мы все так думали. И продолжаем верить.
— А у меня ведь совсем нет ничего лишнего. Вообще ничего. Верно?
— Верно.
— Появляется маленькая надежда. Как долго нужно принимать средство?
— Всего три раза с недельным перерывом.
— Я согласен. Что потребуется?
— Деньги. Нужно приобрести препараты. Они не настолько дорогие, но, как вы понимаете, у меня сейчас нет средств.
— Дайте номер телефона.
Он с дрожью нажимал на экран. Примерно через десять минут Татьяне пришло уведомление на телефон.
— Тогда до завтра. Кстати, я снова буду работать в ночную смену.
Вечером, когда Татьяна пришла на работу, ее встречал не только Анатолий — этот умирающий «миллионер», но и другой человек. В кабинете заведующего ее вызвали сразу же.
— Ну и о чем ты только думала?! — Владимир Иванович вскочил с места. — Тебя я из жалости взял на работу! А ты… Эх! Я был слишком наивен! Как можно было доверять человеку, который недавно вышел из тюрьмы?! С огромным трудом я уговорил спонсоров!.. Чтобы тебя не посадили обратно! Благодари судьбу, что люди с добрым сердцем есть! Как же додуматься! Брать лекарства, на которые мы получаем финансирование, и продавать их! Вы же больных оставили без лечения! Сразу же покидай Кременчуг! По статье уволю!
Он не дал ей вставить ни слова, просто выталкивал из кабинета. Только теперь Татьяна осознала, словно ледяной водой облили: он нанял ее именно с этой целью — свалить свои грязные дела на бывшую заключенную.
Слезы сразу затуманили взгляд. Она хотела поспешить в подсобку за халатом, но остановилась. Анатолий… Он же ждет помощи! А вдруг… вдруг ему это лекарство поможет? Тогда он наведет порядок! Она стремительно забежала в палату и достала из кармана маленький сверток.
— У нас совсем мало времени!
— Постойте… Что случилось? Вы плакали?
— Долго объяснять! Ваши спонсоры взяли Владимира за горло! Наверное, кто-то пожаловался! И он быстро свалил все на меня, как будто я решила украсть и продать столько лекарств! Анатолий, у нас времени совсем не осталось! Если меня здесь увидят, меня просто выбросят из окна! Возьмите руку мою! Не бойтесь! Главное — не бояться!,Она осторожно вводила лекарство, тихо молясь, чтобы никто не помешал ей в этот момент. Первый период… должно быть немного…
И тут словно по заказу. Она уже почти закрывала дверь в свою маленькую комнату, как из-за угла неожиданно появилась целая группа людей.
Во главе стоял Владимир. Они направлялись прямо к палате Анатолия. Надолго там не задержались. По всей видимости, Анатолию было хуже.
Когда вышли, Владимир с явным злорадством произнёс:
— Нашему любимому пациенту осталось совсем немного.
Мужчины вздохнули и разошлись по своим делам.
Утром Владимир первым делом пришёл в палату. Нужно было всё подготовить. Взять все анализы. Смерть скоро наступит, так что важно оформить всё официально. Чтобы позже не возникло никаких вопросов.
Он вошёл в палату и застыл. Даже рот открыл от изумления. Анатолий Викторович сидел на кровати! И при этом пил чай! Уже месяц, если не дольше, он вообще не садился.
— Здравствуйте, Владимир Иванович!
— Добрый день… — Владимир потер глаза, словно не веря своим глазам.
— Ну что вы так расстраиваетесь. Не могли бы вы отправить какую-нибудь санитарку? Лучше – мужчину. Очень хочется принять душ, а сам я пока не могу.
Владимир без слов, с оглушённым видом кивнул и быстро вышел из палаты.
***
Татьяна ходила взад-вперёд по комнате. Сегодня… Сегодня ровно неделя, как она сделала Анатолию укол. А если… Если он не приедет? Значит… Значит, лечение не сработало? А вдруг… вдруг он забыл, где живёт? Как такое может быть!
Татьяна несколько раз пыталась одеться, затем раздевалась. Нервничала. Наконец, тётя Люба не выдержала.
— Танюшка! Сядь! Перестань суетиться! Что ты, словно ребёнок! Ты же сама говорила – мужчина серьёзный, бизнесмен. Если адрес забыл… уж найдёт он его. В Кременчуге разберётся. Так что сиди и жди! И молись… А если станет хуже? Тогда тебя надолго посадят! Зачем ты вообще в это ввязалась?!
Тётя Люба едва успела закончить своё строгое наставление, как прямо у дома, с резким визгом тормозов, остановилась машина. Из-за руля выскочил мужчина, обошёл авто, открыл дверь рядом с пассажирским местом и помог кому-то выйти.
— Это он! Тётя, это он! Видите, он сам ходит!
Тётя Люба улыбнулась. Несмотря на усилия казаться серьёзной, чтобы Таня не думала, что останется у неё навсегда, она всё чаще понимала, что жить одной… не так хорошо, как с Таней. Всё вовремя приготовлено, всё убрано, обнимут, поговорят, выслушают…
— Вижу… — тихо сказала тётя Люба. — Молодец, Танюшка…
После второго укола Анатолий задержался у них на несколько часов. Пили чай, беседовали. К третьему уколу он приехал с утра и пробыл до самого вечера. Рассказал, как Владимира «изгнали». Как в Кременчуге постепенно происходят перемены.
Вечером, перед уходом, он смущённо спросил:
— Татьяна… можно пригласить вас в ресторан?
Она посмотрела на него, а потом тихо спросила:
— Вы ничего не забываете? Я же сидела.
— А я… — улыбнулся Анатолий. — В детстве у одноклассников из портфеля обед крал.
Таня удивлённо посмотрела на него, а затем засмеялась. Так искренне. Так давно она не смеялась.
— Ну… В таком случае… конечно, пойду.