К дочери отец пришел. Он на днях вторую жену похоронил. Щеки ввалились, глаза бегают. Видимо, искал утешение.
А дочери все равно: вторая жена не мама. Мама давно ушла, когда дочь в десятом классе училась.
А это чужой человек – вторая жена.
Дочь сидела на кухне. На столе дорогой сыр, тонкие ломтики белого хлеба и крупный виноград.
Она откусит кусочек, пожует, вместе чая – виноградина.
Предложила отцу: «Знаешь, воспринимаю как изысканное лакомство. Вот такой у меня ненормальный вкус».
Отец отказался, подошел к окну и долго смотрел во двор.
Дочь хотела сказать, что ничего, где была вторая жена, будет третья. И еще хотела заметить, что по ее маме что-то не шибко убивался. Но пожалела отца – родной все-таки.
Спросила: «Дома еда есть? Не голодаешь»?
Оторвался от окна: «От поминок оставалось, правда, ничего уже нет, но ты не переживай. Придумаю что-нибудь».
О чем бы его спросить? О том, как вторая жена мир покидала – нельзя. Жестоко, да и дочери неинтересно. Она ту женщину не знала, раза два видела – не более. Причем мельком видела.
Спросила: «На работу вышел»?
Он ответил, что почти сразу. Это чтобы дома не горевать.
Надо бы узнать, как отец горе коротает, но удержалась. Показалось неуместным, лишним, притворным.
Какая неприятная ситуация, несмотря на то, что отец пришел. Молчит душа, горе отца не воспринимает – отклика нет.
Он немного потоптался и ушел. Горестно головой кивнул. Дочь видела его сгорбленную спину.
Во второй раз такое перенести – очень тяжело. Это понимать надо.
И представила жилище отца. Вещи той женщины на местах. Наверняка – фотографии.
Кухня – ее вотчина, где все предметы помнят ее руку. Может, в холодильнике стоит сваренное ею варенье.
И отец – один. Там, где все ее напоминает. Одинокий и несчастный.
И вдруг так больно стало, так его жаль, что чуть не заплакала.
Отпустила голодным. Он явно давно ничего не ел. А у нее большая кастрюля щей и в сковороде котлеты.
Положила в контейнер котлеты, отлила в банку щи. Подумала – взяла половину булки хлеба. Быстро оделась и к отцу.
Открыл дверь – ни капли удивления. Это следствие пережитого горя. Это когда другим эмоциям на лице места нет.
Посторонился – дал пройти.
Дочь сразу на кухню. Да, в холодильнике пусто. Бедный отец!
Разогрела принесенные щи, в тарелке две котлеты, в кружке чай.
Пришел отец, удивился: «Как ты угадала? Нина всегда мне именно в эту тарелку суп наливала. И в эту кружку – чай».
Сел — спина выпрямилась. Начал есть, а дочь – понесло. Потоком – слова. О работе, о муже, о дочери. О том, что ждут лето.
Надо много говорить – пусть отец отвлечется немного. Душа у него устала от страдания.
Когда уходила – обняла: «Ужинать ко мне приходи. Понял? Днем все на работе, а вечерами приходи. Посидим с тобой. Обещаешь»?
Мамы давно нет. У отца непростой жизненный путь. Но это отец. Другого нет. И не будет.
