Тамара тщательно разглаживала пододеяльник на гладильной доске, и пар от утюга с ароматом лавандового кондиционера окутывал её мягкой, уютной вуалью. За кухонным окном в Черкассах моросил мелкий октябрьский дождь, стуча по карнизу и создавая привычный звуковой фон для их с Алексеем субботнего утра. Он еще спал, а она по давней привычке начинала день с домашних забот, находя в этом ритуале некий символ порядка и стабильности. Закончив с бельём, она взяла вчерашние брюки мужа, чтобы прогладить их. Механически проверила карманы. Там оказались ключи, мелочь, скомканный чек из магазина автозапчастей… и что-то твердое, прямоугольное.
Тамара развернула сложенный вчетверо листок. Это была электронная распечатка. Два авиабилета. «Аэрофлот». Киев — Одесса. Вылет — через неделю, в пятницу. Обратный рейс — через десять дней, в понедельник. Фамилии на билетах оказались слишком знакомыми. Одна — её мужа, Алексея Сергеевича Крылова. Вторая — некая Наталья Викторовна Степанова.
Воздух стал вдруг тяжелым и вязким. Утюг в руке казался свинцовым. Тамара аккуратно поставила его на специальную подставку и опустилась на табурет. Сердце забилось так сильно, что шумело в ушах, заглушая стук дождя. Одесса. Десять дней. С какой-то Натальей. Вчера вечером он между делом упомянул, что вновь отправляется в командировку. В Харьков. На Уралвагонзавод, для решения срочных логистических вопросов. Сказал, что пробудет там неделю, возможно, чуть дольше.
Она сидела, глядя на эти два листка, и мир, который ещё пять минут назад казался привычным и понятным, начал рушиться, словно старая фреска. Двадцать восемь лет брака. Сын Сергей, уже взрослый, живущий в Киеве. Квартира, приобретённая в ипотеку, которую они почти выплатили. Дача, где она с такой любовью высаживала пионы и флоксы. Всё вдруг стало казаться лишь декорацией, картонным домом, из которого вынули опорную стену.
Собравшись с силами, она поднялась, осторожно сложила билеты и спрятала их обратно в карман брюк. Повесила брюки на стул. Руки тряслись. В голове не прекращал крутиться навязчивый вопрос, словно зубная боль: «Кто такая Наталья Викторовна Степанова?» И второй, ещё страшнее: «Сколько это уже продолжается?»
Ведь были же знаки. Просто она не хотела их замечать, списывая всё на усталость, кризис среднего возраста, на его сложную работу. Новые рубашки, не в её вкусе, более приталенные, молодежные. Новый, терпкий и дорогой парфюм, выбранный им самим, хотя раньше он всегда пользовался тем, что дарила она. Его телефон, который теперь постоянно лежал экраном вниз и был запаролен. Его внезапное увлечение спортзалом три раза в неделю. «Для здоровья, Там, надо поддерживать форму», — отмахивался он. И ещё — его молчание. Дома он почти не разговаривал, уткнулся в планшет или телевизор. Но иногда она слышала, как он говорил по телефону на балконе — и голос его менялся, становился живым, смеющимся, наполненным интонациями, которые она не слышала уже много лет.
В памяти всплыл их последний разговор о море. Летом, на дачной веранде, она мечтательно сказала: «Алексей, может, в бархатный сезон съездим в Крым? Или в Одессу? Мы же сто лет никуда не ездили вдвоём». Он тогда устало посмотрел на неё поверх очков и ответил: «Там, ну какая Одесса? Ипотека ещё не закрыта, Сергею с машиной помочь надо. Да и работа… Сейчас не время для отдыха».
А вот для Натальи Викторовны Степановой и работа, и деньги нашлись.
Примерно через час Алексей проснулся. Вышел на кухню, растрёпанный, в старой футболке.
— О, кофе пахнет, — сказал он, зевая. — Доброе утро.
— Доброе, — ответила Тамара, стараясь не выдавать дрожь в голосе. Она наливала ему кофе и поставила перед ним тарелку с сырниками, которые он любил. Она действовала словно отлаженный механизм.
— Слушай, — начал он, размешивая сахар, — я вчера забыл сказать: меня со следующей пятницы отправляют в командировку. В Харьков.
Тамара подняла на него взгляд. Он смотрел в чашку, не на неё.
— Опять? — спросила она как можно спокойнее. — Надолго?
— Примерно дней на десять. Там завал, надо лично присутствовать.
— Понятно, — ответила она. — Дело серьёзное.
Внутри всё кричало. Хотелось бросить ему эти билеты в лицо и требовать объяснений. Но она промолчала. Не сейчас. Она ощущала, что если начнёт этот разговор, назад пути уже не будет. А она была не готова. Страх парализовал её. Страх остаться одной в пятьдесят два года, страх перемен, страх признать, что вся её жизнь, построенная вокруг этого человека, оказалась ложью.
Последующие дни превратились в мучение. Тамара ходила на работу в областную библиотеку, перебирала карточки, выдавая книги, улыбалась читателям, а сама жила в каком-то параллельном мире, полном подозрений и боли. Она стала Шерлоком Холмсом в собственной квартире. Изучила его подписчиков в социальных сетях. И нашла её. Наталья Степанова. Тридцать пять лет, яркая блондинка, судя по фотографиям — одни курорты, рестораны, букеты цветов. Работала в отделе маркетинга их же логистической компании. Всё сходилось.
Теперь каждая мелочь приобретала зловещий смысл. Вот он смеётся над какой-то шуткой в телефоне — это, видимо, от неё. Вот покупает новые джинсы — чтобы ей понравиться. Вот отказывается ехать с ней на дачу в выходные, ссылаясь на усталость — значит, проводит это время с ней.
Тамара ощущала, как превращается в тень, в наблюдателя за чужой жизнью, разворачивающейся в её же доме. Она похудела, под глазами появились тёмные круги. Её лучшая подруга Ирина, владелица небольшой, но уютной кофейни в центре города, заметила это первой.
— Тамка, ты совсем не такая, — сказала она, когда Тамара зашла к ней после работы. — Что случилось? Алексей опять что-то натворил?
Ирина была женщиной прямой и решительной. Рано овдовев, она самостоятельно воспитала дочь и создала успешный бизнес. Она не терпела полутонов и самообмана.
Тамара молчала, помешивая ложечкой остывающий капучино. А потом не выдержала.