Тамара молчала, медленно помешивая ложечкой остывающий капучино. Но вскоре не выдержала — слезы сами потекли по щекам. Она сбивчиво, почти шепотом, рассказала всю правду: про билеты, про Наталью, про его командировку в Харьков.
Ирина слушала без слов, выражение на лице становилось всё более суровым. Когда Тамара замолчала, она взяла её за руку.
— Ладно, вытерла слёзы. Сколько ты планируешь это терпеть? Ждать, когда он соберёт чемодан и скажет «прощай»? Или пока эта девица не забеременеет?
— Я не знаю, Ира… Боюсь. Куда мне идти? Что делать?
— Проснись уже! Тебе пятьдесят два, а не девяносто. Ты владеешь своей долей в квартире, у тебя есть работа, руки-ноги на месте. Что значит «куда пойдёшь»? Пусть он уходит! Ты всю жизнь на него ставила. Отказалась от аспирантуры, когда он заявил, что в семье может быть только один учёный — он. Хотя его диссертация так и лежит где-то на антресолях. Ты сына практически одна вырастила, потому что у него всегда были «проекты». А теперь что? Он нашёл себе молодую, а ты должна сидеть и бояться?
Слова подруги оказались как холодный душ — они и отрезвляли, и ранили.
— Что мне делать? — прошептала Тамара.
— Прежде всего перестань быть жертвой. Собери доказательства. Не для него, а для себя. И для юриста, если понадобится. И реши, чего ты по-настоящему хочешь. Хочешь ли сохранить семью с человеком, который тебя так открыто обманывает?
Этот разговор стал для Тамары переломным моментом. Страх никуда не исчез, но к нему добавилась злая, холодная решимость. Она перестала плакать по ночам. Начала думать. Смотрела на Алексея иначе — не как на мужа, а как на чужого, постороннего мужчину, живущего с ней под одной крышей. Чем больше наблюдала, тем отчётливее видела пропасть между ними.
Он стал небрежным, почти не скрывал раздражения. Если она просила помочь по дому, он отвечал: «Там, я устал, я работаю, не то что некоторые, которые в библиотеке пыль с книг сдувают». Он принижался всё, что она делала — её работу, увлечения. Любимые пионы на даче он называл «сорняками». Попытки поговорить о чем-то, кроме бытовых мелочей, он пресекал словами: «Давай не будем о высоком, голова и так забита».
Кульминацией стал их день свадьбы — двадцать восьмая годовщина. Тамара, по старой привычке, решила устроить небольшой праздник. Испекла его любимый медовик, купила бутылку хорошего вина, надела платье, которое он когда-то хвалил. Она всё еще надеялась на чудо, на то, что всё это — ошибка, что билеты — недоразумение.
Алексей пришёл с работы поздно, как всегда. Он даже не заметил накрытого стола. Бросил портфель в коридоре и направился в комнату.
— Алексей, — тихо позвала она. — Ты не забыл, какой сегодня день?
Он обернулся. На лице отразились сначала недоумение, затем раздражение.
— Ах, да. Годовщина. Там, прости, совсем замотался.
Он вышел, через минуту вернулся с небольшим пакетом из ближайшего супермаркета и протянул ей.
— Это тебе. С праздником.
Внутри была большая упаковка геля для душа с хвойным ароматом и мочалка. Подарок, купленный на скорую руку, для галочки.
Тамара посмотрела на гель для душа, и в голове всплыли фотографии из аккаунта Натальи Степановой — огромные букеты роз, коробочки с брендовыми украшениями, поездки в Париж. Париж против геля для душа. Это было так унизительно и пошло, что ей захотелось рассмеяться.
Они сели за стол. Он ел молча, уткнувшись в телефон. Потом ему позвонили. Он взглянул на экран, выражение лица мгновенно изменилось, стало мягче. Он встал и вышел на балкон. Тамара сидела в тишине, прислушиваясь. Слов она не разобрала, но слышала его тихий, интимный смех — тот самый, который когда-то был только для неё.
В этот момент что-то окончательно сломалось. Она поняла, что чуда не случится. Что её муж давно живёт другой жизнью, где для неё нет места. Боли больше не было — только пустота и странное, холодное спокойствие. Точка невозврата была пройдена.