— О, икона! — воскликнула Ирина, заметив Катю в халате, украшенном крошками, и в тапках, давно потерявших свежесть. — Весьма напоминаешь обитель женских монастырей. Каких покаянных.
— Заходи, монахиня. С кофе. Только без упрёков.
— Я с кефиром. Кофе у тебя теперь дороже. — Ирина сняла кеды и направилась на кухню, словно была у себя дома. — Ну, как у тебя дела?
— Как гвоздь, торчащий из стены. Все натыкаются, но выбивать жалко.
— А Игорь?
— Звонил. Молчит в трубку. Дышит. Я молчу в ответ. Кто первый сдастся — проиграл.
— А он тебе нужен?
— Вот не знаю… — Катя села рядом, взяв кружку с трещиной. — Я устала. Хотела просто жить. Не воевать, не копать траншеи. Просто жить. Чтобы утром пить чай, вечером смотреть сериал, и чтобы никто не храпел рядом, кроме кота. А у меня — фронт.
— Хочешь — будешь жить. Не хочешь — снова в казарму имени Тамары Сергеевны.
Катя усмехнулась.
— Она, кстати, руку вылечила. Уже фотографирует свой гипс на фоне самовара.
Прошла неделя, и вдруг он появился на пороге. Без предупреждения. В руках — пакет из «Пятёрочки» и глаза, похожие на глаза побитого барбоса.
— Привет. Я тут… хотел купить тебе… йогурты. Твои. Абрикосовые.
— Ты же ненавидишь абрикос.
— Ну… — он почесал шею. — Учусь любить то, что любишь ты.
— Поздновато.
Они стояли молча. Тишина была густой, словно шпаклёвка, заполняя все пустоты.
— Я… Катя, я думал, что смогу быть между вами. Но не смог. Я всё осознал. Я слабый.
— Знаешь, Игорь… Я сильная. Но больше не хочу быть. Надоело тянуть. Мне 52. Хочу, чтобы обо мне заботились, а не я всех тащила, как реанимацию.
Он приблизился. Протянул руку.
— Я не прошу начать заново. Просто… можно посидеть рядом?
Она посмотрела на него. Долго. Впервые за всё время — по-настоящему. Не на мужа. Не на сына Тамары Сергеевны. А на мужчину, с которым провела десять лет. Хороших или плохих — неважно.
— Садись. Только не храпи. И пакет на пол — у меня новая плитка.
Он опустился на стул. Тихо. Осторожно. Словно боялся нарушить покой.
Позже, в темноте, Катя лежала на полу, прижавшись к одеялу. Игорь спал на диване. На полу лежал его пакет. Абрикосовый йогурт вытек.
Она улыбнулась.
Возможно, они всё ещё могли быть вместе. Только — другими. Без жертв, без давления, без войн. Или хотя бы — честными в своих слабостях.
— Знаешь, — прошептала она в темноту. — Я тоже слабая. Просто лучше это скрывала.
И стало немного легче.