— Мам, ну хватит. Ты же знаешь, это не твое дело! Я люблю его. Нет… Хватит! Перестань.
Андрей хмуро следил за Катей, слоняющейся по дому во время звонка с мамой. Он давно заметил, что так она делает только при разговоре с ней.
Наверное, это из-за обычного содержание их диалогов, которые вызывали тревогу у Андрея.
Обычно он просто молча сидел, наблюдая за любимой девушкой.
— Ладно, мам, только не надо… Я позвонила узнать как твои дела, а ты опять о нем!
Если ты не прекратишь, я отключаюсь…
Послышалось длительное молчание, и сердце Андрея на секунду замерло.
— Все понятно. Пока.
Звук сброшенного звонка оборвал тревогу Андрея, и в доме сразу стало как будто в тридцать раз комфортнее.
Он, постаравшись придать голосу силу, спросил:
— Опять?
Она лишь кивнула, села рядом и крепко обняла его.
***
Катя родилась в богатой семье. Отец — финансист, Яков Владимирович, и мама — домохозяйка, Валентины Николаевны.
Девушка получила первоклассное образование, престижную работу в дизайнерской отрасли, стала умницей, красавицей и всегда очень волновалась о родителях.
Но отношения между родителями и дочкой не ладились. И все из-за Андрея.
Парень в раннем детстве стал сиротой, и в начале хоть и тяжелых, но укрепивших страну нулевых (несравнимых, по крайней мере, с еще более тяжелыми девяностыми, которые и забрали его родителей) попал в приют.
И, выйдя оттуда без гроша в кармане, сразу поступил на медика на бюджетной основе.
Его жизнь была наполнена трудностями и бедностью, и встреча с Катей стала для него этаким спасательным кругом, когда в конце обучения, погрязший в тяжелых размышлениях о собственной никчемности.
Она вернула его к пониманию собственной важности и силы.
Тогда он и перерос, как он думал, жалость к себе из-за нелегкой доли и постоянное чувство ненужности, и даже вреда, который он всем приносит.
Они встречались уже около трех лет. Он давно хотел сделать предложение, но его остановили вернувшиеся проблемы, которых не было видно в начале отношений — полное, тотальное неодобрение ее родителей.
И уже около двух лет они жили в атмосфере невероятной любви друг к другу, и непонимании этой любви ее, Кати, родителями.
Но он не жаловался. Просто потому что отвык жаловаться, и переключил все свое внимание на помощь Кате в меру всех своих мыслимых и немыслимых возможностей.
***
— Я не понимаю их, правда. Я сама зарабатываю достаточно! Мне нравится моя работа, я почти не устаю, а если все-таки выгораю, ты всегда приходишь мне на помощь…
Я правда люблю тебя. Мне кажется, они совсем ничего не понимают. Папа-то еще ладно, а вот мама… Ты сам знаешь, какая она.
Катя сидела, обнимая его, и сдерживая слезы, шептала ему на ухо.
Он знал, что в такие моменты лучше молчать, ведь именно так ей становится легче, когда он просто слушает, и прижимает ее к себе крепко-крепко, так, чтобы она не чувствовала себя одинокой.
Но в этот раз он высказался.
— Катя… А может, они правы? — и словив ее непонимающий, наполненный женской печалью взгляд, неуверенно продолжил. — Я ведь правда… Не твоего уровня человек.
Ты талантливая, умная, красавица. А я просто медик на скорой помощи. Я люблю тебя, но…
Знаешь, она стала чаще ругаться на тебя из-за меня. Я вижу, как тебе нелегко. И я подумал…
— Даже не смей! Не смей, слышишь! — она резко отпрянула от него. — Что за настрой, Андрей?! Что они могут понимать, что они о тебе знают?!
Андрей, почесывая нос, промолчал, а Катя продолжила распаляться:
— Чтобы я больше такого не слышала! Уже вытянули тебя из… Всяких нехороших состояний, а ты опять! Хватит, ладно?
Ты не плохой, ты вообще, самый хороший у меня… Понял?!
Ничего он не понял. И тем не менее, продолжать не стал. И когда в комнате повисло неловкое молчание, от неизбежного разбора полетов, который светил ему, если прямо сейчас он не скажет что-то позитивное, его спас только звонок.
Звонок, пахнущий необходимостью срочно ответить, пахнущий волнением, торопливостью, скоростью.
Значит, надо бежать. Ночная смена на скорой. Кому-то сегодня нужна будет помощь.
***
В салоне прокурено, душно и тепло. На улице поздняя ночь — третий вызов, все уставшие, невыспавшиеся, всех выдрали из дома, потому что сегодня, как выразился начальник, Варфоломеевская ночь.
Много драк, куча вызовов, машин не хватает, всех гонят из дома, в выходной, сюда, в такие же прокуренные, душные и теплые салоны машин скорой помощи.
Конечно, тут нельзя курить, но все курят. Когда команда медиков вылетает на дом к срочному пациенту, водитель включает выдув, иногда, если ночь особенно долгая, еще открывает задние двери.
Срочному пациенту точно не станет лучше от табака, а вот парамедикам худо без него.
Вообще, Андрей вне вызовов почти не курит. Несмотря на то, что он привык считать себя человеком стальной воли, таким он скорее все же является.
Неудивительно — как правило, после работы на скорой все такими становятся, а Андрей, сирота, стал таким еще раньше.
Зато когда ночь только тянется к своей середине, а вы уже едете в третий раз, он накуривается как черт.
Даже если бы не курил, пахло бы все равно — вся бригада такая, все курят. Все знают вред, бывает, едут к тем, кто «докурился» и лежит, закашливаясь и «выплёвывая» легкие. Знают, но все равно курят. Многие говорят, что иначе никак.
После звонка Андрей только успел чмокнуть Катю на прощание, улыбнуться ей, пробормотать: «извини!..», — и побежал сюда — спасать людей!
Третий вызов.
Едут к женщине за 50, аритмия, сердце стучит как бешеное, болит, нужна срочная помощь.
Звонил муж, человек грамотный, померил пульс, произвел срочные меры, дал таблетку. Не помогло. Полетели!
Все молчат, заговорил водитель, Саша, мужчина лет 40, выкидывая бычок в окно:
— Заканчивайте и включаю отдув. Аритмия — нельзя, возможно придется грузить. Побыстрее, подъезжаем, — Саша всегда максимально краток и четок.
Все закончили, выбросили. Наконец выскочили на улицу, лифт не работает (послышалось сильное словцо от товарища Андрея, Кости, фельдшера), взбежали на четвёртый этаж, звонят в дверь.
Слышны громкие, торопливые и сильные шаги, открывает высокий мужчина с широкими плечами.
Забегают, женщина хрипит, не хватает кислорода. Слава богу, окна открыты — но прохладно.
Андрей, волнуясь, вскрикивает:
— Какого типа аритмия?
Мужчине передалось волнение, он неестественно громко кричит в ответ:
— Фибрилляция желудочков!
— Дефибриллятор!
Быстро достали, раскрыли, у Андрея в руках оказался знакомый до мелочей прибор.
Нет времени думать, все на автомате, разряд, еще разряд! Женщина начала приходить в себя, поднесли воды, обмахивают воздухом.
Андрей замеряет пульс — чувствуется успокоение. Дали таблетку, погрузились, главный врач по медбригаде дал некоторые советы.
Все собираются прощаться.
Срочность ситуации прошла, ритм сердца, скачущий и у Андрея, тоже успокоился.
Все улыбаются, мужчина, облегченно осел на постель и держит жену за руку. Здесь царит покой. Здесь помогли людям. Снова.
И тут произошло это.
Женщина, наконец, совсем пришла в себя и дернула отходящего от постели Андрея за руку.
— Подождите, доктор, подождите! Спасибо вам… Спасибо… Вы…
Возьмите, пожалуйста. — в руках деньги.
Андрей не видел таких сумм пачкой у кого-нибудь прямо в руках.
Его замутило, но не от жадности. От глупости этой ситуации, от того, что тратит на это время.
Возможно, кому-то еще нужна помощь, а он стоит тут и отмахивается, наверное, от своей годовой зарплаты.
Не ради этого он становился медиком. Ради чего угодно еще, но точно не ради этого.
Как отчеканенная на станке монета, как удар по боксерскому мешку от стен отпечаталась заученная наизусть фраза.
Такие ситуации не были редкостью, и Андрей уже давно знал, как на них отвечать.
— Не стоит, пожалуйста. Я получаю зарплату и давал клятву.
Он аккуратно отвел руку и отошел. Ребята, уже собравшиеся, ждали у дверей его одного, и он, вежливо попрощавшись, уже было ушел, как вдруг произошло еще одно событие.
Прямо перед носом Кости хлопнула дверь и в квартиру вбежала растрепанная, заспанная Катя. Не здороваясь, она кинулась к врачам и спросила:
— Она в порядке?..
Костя устало улыбнулся, кивнул и показал в комнату.
Андрей так и встал на пороге, не в силах двинуться от удивления. Пазл из образов и ощущений, который начал складываться как он сюда зашел, наконец собрался. Неужели и правда?..
— Андрей? Андрей!.. Мама!
Она было кинулась к нему, но сразу изменила курс и обняла сидящую на диване мать.
Парень так и встал на пороге, не чувствуя пола под ногами, и с невероятным желанием выскочить из комнаты, убежать и никогда не возвращаться сюда.
Но что-то его удерживало. Наверное, Катя? Или, может, свойственная всем лекарям интуиция?
— Как ты приехала?.. Со своим… Подожди… Андреем? — недовольный тон сменился на озадаченный, и кажется, ее мать стала понимать, что конкретно происходит в этот момент в этой богато обставленной квартире.
Ее голос резко дрогнул. Отец семейства с интересом наблюдал за происходящим из угла комнаты.
Посерьезнев и воспрянув, Катя ответила:
— Да, мам. Это Андрей, мой парень. Приятно вам познакомится. Пусть и не совсем в обычной обстановке…
Валентина Николаевна, ахнув, картинно взялась за сердце, замолчала секунд на десять, захотела что-то сказать, и… Зарыдала.
— Прости, доченька! Прости меня… Андрей, прости меня, … — и ее голос утонул в плаче.
Они с дочерью снова обнялись, и Андрей хотел было сказать, что женщине нельзя волноваться, но не нашелся, и так и стоял, молча и тупо смотря на плачущую мать своей девушки, так ненавидевшую его до последней минуты.
Пока они с бригадой не спасли ей жизнь, как ежедневно спасали еще множество таких же, богатых и бедных, вредных и добрых, странных и обычных людей по всему городу.
Это было странное ощущение горы, упавшей с плеч, и как только он прочувствовал и насладился этим мигом, плечи снова отяжелели — на одно из них опустилась увесистая мужская рука.
Он обернулся и увидел Якова Владимировича, отца Кати. Андрей не брался узнать, что он в это время думал, но Яков Владимирович только негромко сказал:
— Тогда, Андрей… Наверное, могу поздравить тебя с принятием в семью. — и мужчина слегка виновато улыбнулся, не глядя парню в глаза.
Андрей же заулыбался во весь рот, и сделав знак товарищам подождать его внизу, пожал руку мужчине.
«С этого дня все изменится» — подумалось ему.
Он был прав, как никогда.
Автор: МиР
