Иногда мне звонил Игорь и рассказывал, что долг исправно выплачивают.
Тамара же отозвала иск.
Она больше не выходила на связь.
Она сделала вывод.
Не потому, что признала ошибку.
А потому, что поняла — проиграла.
Однажды в кафе в Одессе я заметила редкую птицу — синего дрозда.
Он присел на соседний стол и посмотрел на меня своим глазом-бусинкой.
Я ответила улыбкой.
Я не обрела абстрактную свободу.
Я просто вернула себе собственную жизнь.
Ту, которую у меня пытались отнять под видом заботы.
И оказалось, что эта жизнь гораздо богаче и интереснее, чем могла предположить моя дочь.
Прошло два года.
Я вернулась в свою квартиру.
Не из-за усталости от путешествий, а потому что соскучилась по своим книгам и пробковой доске.
Мир был огромен, но и дом имел свою ценность.
Отсутствие пошло квартире только на пользу.
Я сделала ремонт, избавилась от старой мебели, которая так нравилась Тамаре.
Пространство стало легким, наполненным светом и воздухом.
Изменения коснулись не только квартиры.
Перемены произошли и в правилах игры.
Раз в месяц, в первое воскресенье, Тамара привозила ко мне внука Никиту.
Эти визиты были четко прописаны в нашем соглашении.
Не чаще и не реже.
Она приезжала ровно в полдень и уходила в пять.
Она больше не считала себя хозяйкой квартиры и не открывала холодильник.
Сидела на светлом диване, который сама бы назвала «непрактичным», и вежливо пила предложенный мной напиток.
Ее бизнес сократился.
Бутик пришлось закрыть, и теперь она занималась онлайн-продажами из съемного офиса на окраине.
Фирма Алексея едва держалась, обремененная долгами.
Их блеск померк.
Они превратились в обычных, усталых людей, считающих деньги до зарплаты.
Однажды она не выдержала. — Мам, я так и не понимаю… зачем тебе всё это?
Эти деньги, эти поездки… Ты могла бы просто жить, как все.
Помогать нам… Она всё ещё не осознавала.
Я посмотрела на неё.
В её глазах не было злости, а лишь искреннее недоумение. — Тамара, я и живу.
Просто моя жизнь — это не только борщи и внуки.
Я финансирую орнитологическую экспедицию на Затоке.
Я анонимно основала стипендию для молодых биологов.
Я живу.
Она прикусила губу.
Она не могла этим гордиться, потому что не понимала.
— А мы? — тихо спросила она.
Это был ключевой вопрос. — А вы — взрослые люди.
У вас своя жизнь.
Я уже подарила вам свою.
Больше у меня для вас ничего нет.
Это не была месть.
Это была констатация факта.
Я перестала быть лишь функцией для них.
Я стала личностью.
Когда они ушли, я подошла к окну.
Во дворе Никита сел на велосипед, а Тамара шла рядом, поправляя ему шапку.
В её движениях чувствовалась забота.
Но также и тяжесть.
Тяжесть жизни, в которой не было больше волшебной палочки — маминых денег и прощения.
Возможно, это было лучшее, что я могла для неё сделать.
Лишить её опоры.
Заставить наконец идти своей дорогой.
На почту пришло письмо от руководителя экспедиции.
Они открыли новый вид вьюрков и хотели назвать его в мою честь.
Aquila Velesaeva.
В письме была фотография: маленькая, яркая птичка на фоне вулканического пейзажа.
Я улыбнулась.
Моё имя.
Моя жизнь.
Моё небо.