«Оля, где ты? Гости уже собрались, а накормить их нечем.»
Сообщение вспыхнуло на экране. Она взглянула на него и… выключила телефон.
Когда Сергей впервые подошёл к ней в техникуме — тогда Оля смущённо отвела взгляд — ей казалось, что это какая-то фантазия. Чтобы преподаватель — молодой, амбициозный мужчина в рубашке с острым воротником — обратил внимание на неё, девушку из неблагополучной семьи, которую весь двор осуждал? Такое просто не могло быть правдой!
Это выглядело невероятным.
Он приглашал её в кино, декламировал стихи Пастернака, беря за руку в парке. Он забирал её с занятий на своей старой Ладе, и она ощущала себя словно героиня фильма. Ей хотелось кричать: «Смотрите, я тоже кому-то нужна!»
Она доверяла ему. Мечтала о семье. Верила, что сможет стать нормальной. Не такой, как мама — постоянно в нетрезвом состоянии с мутными глазами. Не такой, как отец — громкий, злой, безымянный, ведь он давно был «бывшим».
Они просто расписались и начали жить вместе. Сергею предоставили служебную квартиру с возможностью выкупа.
Дочери родились под Новый год, в метель. Две маленькие снежинки — Таня и Даша. Оля плакала от счастья. Она поочерёдно носила их на руках, пела колыбельные, готовила пюре из брокколи, гуляла с ними в парке часами — потому что стремилась быть идеальной.
Сергей улыбался. Иногда. Чаще же возвращался поздно.
Он объяснял задержки, но в доме ощущался запах чужих духов. Ирина сначала ничего не замечала.
Позже — она терпела ради детей. Изо всех сил. Дочки подрастали — и ей казалось, что ради них можно выдержать всё.
— Мам, ты у нас такая хорошая, — говорили они, обнимая её.
К тридцати девяти годам Сергей стал ещё более холодным. Они общались как посторонние. Он избегал взгляда, перестал замечать новую стрижку, новые туфли, её похудение, вызванное отказом от еды.
Он стал называть её просто «Оля», а не «малышка», «зайка» или «любимая». Как будто она была бухгалтером на работе.
Когда она спросила: «Ты меня ещё любишь?» — он пожал плечами, словно это была глупость.
А потом произнёс:
— Ты должна понять, это просто… жизнь. Люди меняются.
Оля сидела на кухне у Наташи, своей давней подруги. За окном бушевала метель — март вел себя капризно, словно мужчина под сорок: то солнце, то снег, то снова непонятно что.
— Наташ, скажи мне честно… Это нормально? Когда ты стираешь ему рубашки, гладишь, варишь супы, а он даже не благодарит.
— Ты его избаловала, подруга.
Наташа вздохнула и перевернулась на стуле.
— И он смотрит на меня словно сквозь, совсем не замечает.
— Ты что-то подозреваешь?
— Подозреваю? Я уже не подозреваю — я знаю. Он приходит поздно, в машине волосы чужие, духи такие… — она закрыла глаза. — Не мои. Определённо не мои. Сладковатые, приторные, как запах в дешёвой парикмахерской.
— Ты с ним говорила?
— Намекнула. Он сказал: «Ты себе что-то напридумывала». Как будто я истеричка. И добавил: «Оля, ты просто устала».