Тогда она только что распрощалась с дачей — всё ради того, чтобы оплатить обучение Анастасии. Но можно ли было назвать это жертвой? Нет, скорее проявлением безусловной любви.
— Анастасия… — прошептала Мария, нежно проводя пальцем по фотографии. — Как же так вышло?
Сумерки постепенно уступали место ночи. Мария машинально укладывала вещи в старенький чемодан, время от времени замирая, чтобы задержать взгляд на привычных деталях квартиры: облупленный угол, который она всё откладывала подкрасить, мягкий свет любимой настольной лампы, силуэт герани, отбрасывающий тень на стену. Всё это вдруг обрело особую ценность, как будто каждая мелочь стала частью её самой.
Где-то глубоко внутри теплилась слабая надежда: вдруг утром раздастся звонок, и Анастасия скажет, что это недоразумение. Нелепая шутка. Что угодно, только не правда. Но телефон упорно молчал, а стрелки часов продолжали отсчитывать последние мгновения в месте, которое она так долго называла домом.
Первая ночь оказалась душной и тревожной. Мария сидела на скамейке в парке, прижав к себе потёртый чемодан, и устремляла взгляд в небо, усыпанное звёздами. Где-то там, в уютных квартирах, люди спали в своих постелях, а она… Господи, как всё дошло до этого?
Ключи она оставила на кухонном столе, предварительно аккуратно протерев их салфеткой.