— Совсем что-то Галина плохо выглядит, — шепнула на ухо Марии Витальевне ее давняя подруга и соседка Лариса Степановна.
— Это все Борька виноват, — влезла в диалог обладавшая отменным слухом Зоя Петровна. Она сидела вместе с ними на лавочке возле забора у дома Марии Витальевны.
Деревенские сплетни и слухи, как правило, рождались именно на этой лавочке, которую много лет назад изготовил и установил собственноручно покойный супруг Марии Витальевны, Глеб Антонович.
Глеба не было уже около десяти лет, но лавочка, целая и невредимая, стояла возле забора, и Мария Витальевна обязательно каждую весну красила ее в самые разные цвета, вспоминая добрым словом своего покойного мужа.
— Борька тут вовсе не причем, — шикнула на Зою Петровну Лариса Степановна, — Это все ее старший сын, который в Москву собрался. Говорят, что он петь там хочет. А вы видели по телевизору, что за певцы сейчас? Сплошь одни на ркоманы и эти, тьфу, ну вы поняли.
Мария Витальевна только вздохнула. Давно ли ее собственная дочь уехала в Москву, чтобы покорить ее и уже никогда не возвращаться в богом забытый Задонск.
Наверное, неправильно они с Глебом воспитали свою единственную дочку, Валерию. Такие же плоды своих ошибок сейчас и пожинает Галина, которая никак не может примирить своего старшего сына с новым мужем, Борисом.
Слишком консервативен Борис, не хочет он, чтобы сын, хоть и не родной, но воспитанный им лично с самого раннего детства, покидал родную деревню, уезжая в Москву.
Мария Витальевна никогда не помышляла уезжать из места, в котором родилась и провела всю свою жизнь. За свои семьдесят с лишним лет она и была-то пару раз в Крыму, один раз в Москве и разочек в Сочи.
На этом изучение других мест было окончено, и женщина убедилась, что лучше их солнечного Задонска нет в мире иных мест.
И так любила она эти почти ежедневные посиделки со своими давними приятельницами-соседками, особенно, когда была хорошая погода и повод поговорить и обсудить какой-то особо животрепещущий вопрос.
Но годы брали свое, и с каждым новым приходом весны, когда Мария Витальевна в очередной раз красила свою лавочку, она думала о том, сколько в этом году старушек-подружек будут собираться на ней для обсуждения деревенских новостей.
Домик Марии Витальевны был небольшим, но крепким и очень уютным: две комнаты и кухня, а что еще нужно обычной деревенской семье? Теперь одна комната была почти всегда заперта, в ней когда-то жила ее дочь Валерия, а нынче там хранились оставленные дочерью вещи и то, что привозила и оставляла она в те редкие дни, когда навещала мать.
В последний раз Валерия была у матери в день похорон отца, она приезжала проститься с ним, а после этого ни разу не появлялась в Задонске.
В те редкие визиты домой Валерия ничего не рассказывала о том, чем занимается в Москве, вопросы об этом демонстративно игнорировала, а иногда отвечала односложно и непонятно.
Мария Витальевна тоже к дочери с расспросами не лезла: знала о том, что дочка дважды была замужем, развелась с обоими мужьями, а детьми так и не обзавелась.
— Нет нормальных мужиков в этой стране, — жаловалась Лера, — Думала, что в Москве сплошь приличные мужчины, а там проходимцы одни.
Мария Витальевна вспоминала те дни, когда Лерка была еще девчонкой, как она дружила с Галей, Анжелой и Светкой, как они играли у них во дворе или дома, используя в своей игре кукол, которых словно горячие пирожки расхватывали родители из сельского магазина.
Только ушло все куда-то, наверное, в то счастливое прошлое, которое Мария Витальевна в свое время считала чем-то обыденным. А теперь кажется, что счастливей тех дней, когда они все вместе были рядом друг с другом, и не было никогда. И уже не будет. И осталась она одна, со своими воспоминаниями, розами под окном и цветной лавочкой.
А еще с почтовым ящиком на двери, в который Мария Витальевна почти не заглядывала. И не потому, что не ждала письма или газеты, а потому что точно знала, в какое время приходит почтальон и поджидала его на своей лавочке. И почтальон ее знал, и уже издалека он махал старушке рукой и пожимал плечами: мол, нет ничего для тебя, Мария Витальевна.
Как вчера, как позавчера, только в понедельник газетка свежая была. А письма от дочери, открытки от нее или просто телеграммы – нет.
Телефон в Задонске имелся только на почтовом отделении, а сотовой связи и вовсе в деревне не было. Никому не было дела ни до связи, ни до дорог в богом забытом месте, поэтому люди, привыкшие к такому существованию, уже давно бегали вызывать скорую из областного центра на почту, а новостями обменивались через письма или телеграммы.
— Как будто у нас тут жизнь остановилась, — любила говаривать Зоя Петровна, — Но ко мне хотя бы дети часто приезжают. А про тебя, Мария, да и про Галину совсем дети позабыли.
Мать не спорила с дочерью, понимая, что причиной неустроенности личной жизни дочери, скорей всего, является непростой характер Валерии. С детства привыкшая к тому, что все ей потакают, непросто было женщине найти общий язык с представителями противоположного пола.
— Смирись уже, что внуков у тебя не будет, — периодически повторяла подруге Лариса Степановна, — Не родит уже твоя Лерка. Москва всех сжирает: и хороших, и плохих. Сложно там устроиться хорошо.
Сама Мария Витальевна ни разу у дочери в гостях не была. Сама не напрашивалась, а Валерия не звала. Только вот тоска по дочери и прошлой счастливой жизни никак покоя Марии Витальевне не давала.
А тут вдруг, когда привычно соседки-подружки сидели на скамейке, подбежал к ним почтальон Генка с огромными, как чашки, глазами:
— Витальевна! Тебе из Москвы звонят! Беги быстрей!
Сердце екнуло у Марии Витальевны. Неужели дочка звонит? Или случилось что-то? Пока до почтового отделения добежала, думала, что выпрыгнет сердце наружу от волнения и скорости, с которой пожилая женщина торопилась к телефонной трубке.
— Алло! — крикнула она. — Лера! Лерочка!
— Это не Лера, — на другом конце послышался женский голос, — Вы – Мария Анисимова?
— Я! А вы кто? Что с Лерой? — перед глазами летали мошки, ноги гудели, а сердце продолжало трепыхаться в груди.
— Мама в больнице! Приезжайте скорее в Москву! Я вас встречу.
— Что с Лерой? — выкрикнула перепугавшаяся не на шутку Мария Витальевна.
И что значит – мама? Разве у Леры дети были?
— Приезжайте скорее, она вас ждет. Билет я вам уже купила, сейчас направлю в срочной телеграмме все данные.
Нас следующий день с тремя пересадками добралась Мария Витальевна до областного центра. Взволнованная, напуганная, очень сильно переживавшая за дочь и за ту девушку, что ей звонила.
Мария Витальевна ведь даже имени ее не спросила. Провожавшие соседку подруги наперебой заваливали Марию вопросами, а та только руками разводила и за сердце хваталась.
Приехала в областной центр, оттуда на самолете в Москву. Дорога слилась в одно темное пятно, Мария Витальевна даже не поняла, как оказалась в столице.
На выходе ее ждала девушка с ее же именем, написанном на листке бумаги. Высокая, стройная, совсем не похожая на Леру. Лет шестнадцати, не больше. Разве могла быть Валерия ее мамой?
Сели в такси, девушка протянула Марии Витальевне руку, представилась Анной.
— Мама в больнице, у нее инсульт.
— Почему мама? — спросила Мария Витальевна. — Вы – дочка Леры?
— Дочка, — подтвердила Анна, — Только неродная. Я – дочь ее второго мужа, а Валерия мне мать заменила. С детства меня воспитывала, потом у бывшего мужа меня отсудила. Папка запойным был, маму бил, а еще меня гонял. Если бы не мама, не знаю, как бы жизнь моя обернулась.
Мария Витальевна не верила своим ушам. Не знала она ничего ни про пьющего мужа своей дочери, ни про удочеренную ею девочку.
Сколько же всего еще не знала мать про свою родную дочь, сбежавшую в большой город и совсем переставшую считать свою мать близким человеком?
Валерия была в больнице. Состояние ее было тяжелым, но врачи впустили Марию Витальевну с дочкой поговорить. Лера узнала мать, по щекам ее потекли слезы.
— Прости, — едва выговорила она, — Стыдно мне…
Мария Витальевна дочку обняла, погладила по голове. Видела, как ей нелегко, как трудно дается каждое слово.
— Ты Аню не бросай…
Через два дня Валерии не стало. Мария Витальевна, оглушенная событиями последних нескольких дней, едва перевела дух, а тут снова трагедия. Только вот рядом всегда была Аня, та самая, которая была безмерно благодарна Валерии за ее поддержку, а еще, как оказалось, умевшая вести хозяйство и совершенно не возражавшая против того, чтобы бабушка осталась в Москве вместе с ней.
— Мама про вас много говорила, — сказала Анна, — Просила, чтобы в случае чего я к вам обращалась.
— Почему же она ничего мне о тебе не рассказывала? — сетовала Мария Витальевна. — Я совсем ничего не знала о тебе…
— Мама берегла вас. Стыдно ей было признаться, что ее вторым мужем был такой нехороший человек, что она меня удочерила, а своих детей так и не родила. Вы ее простите и не сердитесь. Все эти годы мама в заботах провела, знала, что вы живете своей спокойно жизнью, в которой не должно быть потрясений и неприятных новостей.
— Как много всего я не знала, — вздохнула Мария Витальевна, глядя на девочку, которую могла считать своей внучкой, — Как много всего я не успела ей сказать…
Тоска снова завладела ею, но потом Мария Витальевна вдруг встряхнулась и отбросила в сторону обиду на дочь, решив, что судьба дала ей еще один шанс воспитать хорошую девочку.
И в этот раз Мария Витальевна не допустит прошлых ошибок. И в Задонск она уже не вернется, пришла новая пора в ее жизни, возможно, одна из самых важных и ответственных.
