Анна лежала в нетопленной избе. Сил подняться и что-то сделать по дому не было.
Она чувствовала, что заболела. И болезнь её была очень серьёзной. Нет, к врачам она не ходила. Зачем? Сама знала. Всё понимала. И теперь лишь ждала. Быстрее бы уже.
Ей не для чего больше было здесь оставаться. И не для кого.
Поначалу, как только всё произошло, она ещё как-то бодрилась, хорохорилась, убеждала себя, что ничего страшного не случилось. Такое ли пережила! А сейчас как будто воздух из неё выпустили. А вместе с ним ушла и надежда, что ещё держала на плаву.
Сегодня был чистый четверг. На днях — Пасха. Необходимо было встать, собраться с силами, отмыть дом к Великому празднику, как она делала всю свою жизнь. Даже в тот чёрный год. В сейчас Анна не знала, где ей взять силы.
Ещё несколько лет назад в её жизни было всё. Любимый муж Михаил, сынок Васенька, и этот дом был живым и счастливым. Наполненным доброй энергией. А теперь они с домом вместе, казалось, доживали последние свои дни.
Анне думалось — вот её не станет, и дом тут же развалится по брёвнышку, испустив последний дух.
Дом этот был крепким и добротным. Строил его ещё дед Анны Антип Егорыч. Нескольким поколениям он служил верой и правдой. И сейчас пытался вдохнуть силы и жизнь в свою хозяйку. Дом очень старался, жаль, что Анна не могла это почувствовать.
Она равнодушно смотрела на немытые окна. Замысловатые тени, которые появлялись на стенах и потолке, когда солнце заглядывало в дом, говорили о том, что она ещё видит и чувствует. Что она ещё жива.
Вот эта тень похожа на цветок. А эта — на сердце. А эта — на чёрное, беспросветное горе.
Пять лет назад единственный сынок Анны Васенька вернулся домой из армии. В цинковом гробу.
Они с Михаилом тогда решили не жить. Молча подолгу сидели в гулком холодном доме и думали, как бы им тоже уйти из этой странной жизни. Зачем она теперь им? Для чего? Чтобы каждое утро начиналось не с радости пробуждения, а с жесточайшей боли, которая покидала душу лишь на время сна.
Они не разговаривали целый год. Не знали, что сказать друг другу. Не было слов, чтобы высказать всё, что чувствовали. Только смотрели пустыми безжизненными глазами, где-то в глубине души всё же благодаря Бога за то, что рядом ещё есть живая душа.
А потом медленно стали оживать. Люди помогали. И Вася снился. Счастливый, улыбчивый. Говорил, что рад. Что нужно им с отцом жить дальше и дела делать. Всё, как и раньше.
Анна знала, что это лишь временно. Боль от потери сына не стала меньше. Просто открылось второе дыхание. А на сколько его хватит, не знала. Она просто продолжала жить на автомате. Делать своё дело, заботиться о муже, нестаром сорокалетнем мужчине, который стал понемногу улыбаться миру.
— Анна, ты дома? — вошла соседка Вера. — Ты что лежишь, заболела?
Вера заохала присела рядом, смотрела жалким взглядом.
— Может, фельдшера позвать? Я мигом, — Вера очень хотела помочь.
— Не надо, Верочка. Не стоит людей беспокоить. Я полежу, и всё пройдёт, — сказала Анна белыми губами.
Ей хотелось, чтобы она ушла, не тревожила её, не пыталась оживить то, что уже еле теплилось.
— Да у тебя и не убрано! Окна грязные, пыль всюду. Давай я помою дом, Аннушка. Мне не трудно. Я уж у себя всё переделала. Негоже праздник такой в грязном доме встречать!
— Не нужно, Вера. Я сама. Вот полежу немного, и всё сделаю.
— Сама! Да ты себя в зеркало видела! Ну чистая покойница, прости Господи. Нет, Анна. Ты не обижайся, но фельдшера я всё же позову. Да и печь растоплю. Холодно у тебя здесь.
Анна будто сквозь сон наблюдала за тем, как пришла Мария Петровна, много лет проработавшая в местном ФАПе. Померила давление, пульс посчитала, помяла живот. Дала какие-то таблетки под язык. Уколола Анну и ушла, дав указания Вере.
Потом Анна задремала. Время от времени открывала глаза и видела, как её соседки Вера и Фенечка суетятся рядом, наводят чистоту в доме. Сама Анна была как будто где-то далеко. И так ей было легко и хорошо, что просыпаться совсем не хотелось.
На рассвете Анна открыла глаза. Живая, значит. Зачем? Что ещё ей ждать? Для чего Господь продлевает её мучения?
Зачем-то вспомнилось сейчас, как они познакомились с Михаилом.
Аня была красивой и бойкой девчонкой, а Миша стеснительным и робким. Она давно заподозрила, что нравится этому белокурому молчаливому парню, что приезжал к ним на танцы из другой деревни вместе с ребятами.
Анна намеренно кокетничала у него на глазах с другими, громко хохоча и стреляя на Мишу своими огромными карими глазищами.
А потом сама пригласила его на белый танец.
— Ты можешь кому угодно улыбаться, но замуж пойдёшь за меня, — сказал он ей тихо, но уверенно.
После этого Анна и Михаил стали встречаться. Тронули девичье сердце серьёзные слова неприметного парня. Поверила она в них сразу.
Михаил уехал прошлым летом. В деревне совсем плохо с работой стало. Вот он и подался на заработки. В районный городок, что находился за сотню километров. Устроился там разнорабочим в теплицы. Домой приезжал раз в неделю. Деньги неплохие привозил, гостинцы жене. Да только Анне всё это не шибко нравилось.
— Бросил бы ты, Миша, всю эту суету. Ну что, нам на жизнь не хватает, что ли? — просила она его. — Много ли нам с тобой надо?
— Я мужчина и должен деньги в дом приносить. А иначе — грош мне цена. Ты бы сама вон уже бросала на ферму ходить. Здоровья совсем нет. А я буду зарабатывать, — предлагал ей Михаил.
— Нет, не брошу. Кому своих коров доверю? Этой бездельнице Людке? Да она их вмиг сгубит.
Михаил продолжал работать вдали от дома. Всё было хорошо, пока он однажды не пропал.
Не стал ездить домой, телефон его теперь всегда молчал. Был недоступен.
Анна ждала. Беспокоилась, не знала, что и думать. Даже собралась к участковому сходить, чтобы тот выяснил, куда делся муж.
А потом одна досужая тётка из посёлка рассказала, что видела её Михаила в городе.
— Не ищи его, Анна, и не жди. С бабой я его там видела. Вот как тебя сейчас. Весёлый и довольный. Нет, не вернётся. Не жди!
И Анна перестала ждать. Поверила ей. И дыхание второе закрылось…
Она встала. На слабых ногах прошла по дому. Он, казалось, облегчённо вздохнул.
Соседки отмыли дом до блеска, постелили на дощатый пол пёстрые полосатые половики, предварительно вытряхнув их от пыли во дворе.
Пахло чистотой и свежестью. Солнце начинало золотить верхушки яблонь, что уже покрылись нежной изумрудной зеленью в их с Мишей саду.
Окна были так чисты, что Анна видела даже паутину на сарайчике, стоявшем недалеко от дома.
Она вышла во двор. Тепло как стало. Надо же! Настоящая весна. Вдохнула глубоко, полной грудью. Так, что голова закружилась. Присела на крыльцо, боясь упасть от слабости.
По дороге кто-то шёл.
— Кто же это, и в такую рань? Не спится ведь кому-то, — подумала Анна, вглядываясь в идущего.
Она напрягала зрение аж до слёз. Но пока не могла признать того, кто идёт.
А потом сердце дрогнуло. И ещё раз. Не ошиблась ли? Неужели он?
Во двор вошёл похудевший и осунувшийся Михаил. Седая щетина на впалых щеках делала его почти стариком.
— Миша, — выдохнула Анна. — Ты? Вернулся всё-таки.
— Да. Вернулся. Всё вспомнил и сразу домой, к тебе. Прости меня. Не виноват я, — присел рядом и опустил голову Анне на плечо.
Он рассказал ей, как начальник отправил его вместо заболевшего водителя в командировку в столичный город вместе с агрономом за новыми семенами. Там они пошли вечером в ресторан, чтобы скоротать время. Там же и поскандалили, и Михаил сказал, что работать больше у них не будет. Мол, уезжает домой сейчас же. И ушёл.
А потом Михаила избила пьяная компания. Деньги и документы, что были при нём, забрали. А он, пролежав ночь в парке, попал в больницу.
— Я долго не понимал, кто я и где нахожусь, пока в больнице лежал. Одно только знал — мне надо домой. Душа рвалась домой, к тебе, Аннушка. И я вспомнил! Всё вспомнил!
— Ну вот и хорошо. Теперь ты дома. Сейчас баньку затопим. Тесто поставлю, напеку твоих плюшек любимых. Да и яйца покрасить надо — Пасха же на днях.
— Анечка, родная моя, как хорошо, что я вернулся домой! — в глазах Михаила стояли слёзы.
— Хорошо, Миша. Это очень хорошо, — проговорила женщина, чувствуя, как легко ей теперь дышится. И как силы медленно возвращаются в её измученный долгой болезнью организм.
Хозяин вернулся. Слава Богу за всё.
