— Оля! Ты к маме заглянула? — донёсся голос с верхнего этажа.
Ольга подняла взгляд. На балконе стояла Тамара Ивановна, соседка, знакомая с ней с самого детства.
— Да, я зашла. Как у вас дела? — учтиво спросила Оля.
— Слава Богу, всё хорошо. Но поговори с ней, милая… Твоя мать совсем изменилась после развода.
Ольгу слегка потрясло. Неприятно, когда посторонние вмешиваются в семейные дела, да ещё с упрёками.
— Сегодня утром проснулась, смотрю в окно — она выходит из такси! Без пяти минут шесть. Вся нарядная, волосы распущены, на каблуках. И, прости Господи, с запахом алкоголя. В её-то возрасте! Соседи все перешёптываются, мне за неё стыдно. И зачем она прогнала Алексея? Мужчина был трудолюбивый, ошибся, бывает. Разводиться после пятидесяти — кому это нужно?
Оля не ответила. Сжала зубы и поспешила подняться наверх.
Полгода назад её мать, Наталья Сергеевна, инициировала развод. Отец ей изменил. Для Ольги шоком стала даже не сама измена, а неспособность матери простить. Они с отцом прожили вместе четверть века. Были трудности, но держались. И вдруг — развод. Чемодан собран, заявление подано, отметка в паспорте.
Но больше всего Олю удивило поведение матери после этого. Вместо слёз — салон красоты. Вместо старомодных кофт — обтягивающие платья. Вместо вечеров перед телевизором — рестораны, танцы, поездки, фотографии в социальных сетях с бокалом вина и счастливой улыбкой.
Оле стало неловко. Через пару месяцев у неё свадьба, встречи с родственниками жениха. Как объяснить, что мать может появиться в мини-юбке и с розовой прядью в волосах?,Она отперла дверь ключом. В квартире чувствовались запахи духов, кофе и чего-то восточного. Из кухни вышла мать — в домашнем костюме, с яркой помадой и свежей стрижкой. Она выглядела… счастливой. И это ей ужасно не нравилось.
— Доченька! — улыбнулась Наталья. — Вот это сюрприз! Заходи, я как раз пирожки пеку.
— Мам, нужно поговорить.
— Опять?
— Тамара Ивановна сказала, что ты домой вернулась под утро. На такси. В состоянии опьянения.
— Ох, опять это! Да, вернулась. Да, вечером развлекалась. Теперь что, мне в угол становиться?
— Мам, тебе пятьдесят два года.
— И что? Мне теперь умирать?
Оля сжала кулаки.
— Ты не считаешь, что ведёшь себя… как подросток?,Наталья долго молча глядела на неё. Затем взяла чайник, налив напиток в две чашки, и аккуратно поставила их на стол.
— Мне не нужно следовать каким-то правилам. Да, я уже не девочка, но я живая личность. У меня есть свои желания. Я устала лишь быть матерью, женой, хозяйкой дома. Сейчас я — просто женщина, которая хочет немного пожить для себя.
— Но ты моя мама! — неожиданно воскликнула Оля. — А ведёшь себя, словно студентка! Что скажет семья Игоря? Как мне объяснять, что ты ходишь по клубам?
— Не старайся объяснять. Не зовёшь — значит, не надо. Но знай: я не прошу разрешения быть собой.
Оля прикрыла лицо руками.
— Раньше ты была совсем другой… тихой, домашней. А сейчас словно другая.
— А ты не думала, что я просто всё терпела? Ради вас, ради семьи. А теперь хочу жить для себя. Больше ждать не могу. Хочу чувствовать, танцевать, смеяться. Если кто-то осуждает — пусть прежде проживёт мою жизнь.
Долго между ними стояла тишина. В горле у Оли словно застрял комок. Она едва сдерживала слёзы.
Вечером она рассказала произошедшее Игорю. Тот внимательно слушал и покачал головой.
— Знаешь, мне твоя мама нравится. Она не стала замкнутой, не исчезла в тени. Она ожила. У неё есть на это право. Просто ты не привыкла видеть её вне роли домохозяйки.,— Возможно, ты и прав…
Спустя неделю Оля сама позвонила матери.
— Мам, привет! Нашла отличный бар с живой музыкой. Пойдём?
— Ты? Со мной? — удивилась Наталья.
— Да. Хочу тебя лучше понять.
— Тогда не удивляйся, если вернёмся поздно.
— Только без лишнего, хорошо?
— Договорились. И… спасибо тебе, дочка.
В ту ночь они смеялись до слёз, пели под гитару, и к утру ели чизкейк. Оля впервые увидела в матери не просто родного человека, а женщину. Ту, которая столько лет жила ради других, и теперь — наконец — начала жить для себя.