Тем временем Маричка приняла твердое решение больше не навещать Ганну. Слишком живо в памяти стоял тот момент, когда она собственными ушами услышала всё. А Ганна, воспользовавшись ситуацией, при каждом звонке или визите Остапа не упускала возможности пожаловаться на невестку:
— Твоя Маричка совсем вышла из-под контроля. У нее ни капли совести. Как можно было бросить мать мужа на произвол судьбы?!
Остап молча выслушивал. Но внутри нарастало гнетущее чувство: будто он оказался между двумя безднами и не знал, в какую сорвется раньше.
Однако избежать поездки к Ганне Маричке не удалось — Остап уехал в командировку на всю неделю, а оставлять свекровь одну было попросту опасно. Но возвращаться к прежним заботам — варить борщи и жарить котлеты — она не собиралась. Купив в аптеке необходимые лекарства и заглянув в магазин за хлебом и молоком, Маричка решила ограничиться легкой уборкой.
Ганна встретила её с таким видом, словно давно ждала этого визита. Устроившись на кухне, скрестив руки на груди, она холодно произнесла:
— Ну вот, Маричка. Слушай внимательно, девочка. Можешь думать обо мне всё, что хочешь, но доказать ничего не сможешь. Свидетелей у тебя нет, а Остап мне верит. Так что, если хочешь остаться в нашей семье, придется смириться: будешь убирать, готовить и молчать. Ясно?
Маричка стояла с пакетом в руках, чувствуя, как в груди поднимается волна ярости. Но сдержалась, не допустив вспышки. Лишь кивнула, будто приняла условия, и поставила пакет на стол.
— Поняла, — спокойно ответила она и направилась к выходу.
Ганна удовлетворенно хмыкнула, решив, что одержала верх. Но едва Маричка вышла за порог, как достала телефон и переслала Остапу аудиозапись — диктофон был включен заранее и зафиксировал весь разговор.
Позже вечером, получив сообщение и прослушав запись, Остап сидел в гостиничном номере, не в силах прийти в себя. Голос матери звучал отчетливо. Манипуляции, давление, откровенные признания — всё было перед ним, и уже невозможно было отвертеться.
Он закрыл лицо руками и повторял одни и те же слова:
— Как же так… мама… за что?
Впервые за всё время Остап ощутил, как земля уходит из-под ног. Правда оказалась иной — мать вовсе не была той жертвой, какой он её считал. И больше всего его потрясло то, что всё это время именно жена оставалась честной и терпеливой, а он сомневался в ней.
Он не стал звонить матери. Запись оказалась слишком тяжелой, в ней прозвучало слишком многое из того, что он не хотел бы знать. Он решил: разговор должен состояться лично.
Вернувшись из командировки, Остап не пошёл домой. С чемоданом в руке он сразу направился к Ганне.
Дверь открылась почти сразу. Мать встретила его с сияющей улыбкой:
— Остапчик! Наконец-то вернулся! Я так скучала! — она бросилась к нему, обняла, поцеловала в щеку. — Проходи, садись, я сейчас чайник поставлю…
Остап стоял в прихожей, не двигаясь. В её радости чувствовалась неестественность. Он глубоко вдохнул и спокойно произнёс:
— Мам, подожди с чаем. Нам нужно поговорить.
Ганна обернулась, в её взгляде мелькнула тревога, но она быстро взяла себя в руки:
— О чём таком важном? Ты говоришь так, будто что-то случилось.
Остап снял куртку, поставил чемодан у стены и, глядя ей прямо в глаза, сказал:
— Случилось. Ты целый год обманывала меня и Маричку. Притворялась больной, выманивала деньги и устраивала сцены.
Улыбка на лице матери застыла.
— Что ты такое говоришь? — строго произнесла Ганна. — Как ты можешь обвинять в этом собственную мать?