Зеленая кружка. Поднос с аккуратно сложенной салфеткой. Комнатные растения, у каждого — своё имя. Всё это больше напоминало не быт взрослого мужчины, а распорядок жизни мальчика, который следует чёткой инструкции.
София ощутила внутри странное напряжение — словно она не в гостях, а на экзамене. И, похоже, провалила вступительное испытание.
Позже, когда они пили чай в гостиной, а Лариса, сославшись на усталость, ушла к себе, София попыталась немного разрядить обстановку.
— А Лариса не уехала?
— Всё отменилось в последний момент.
— Понятно. У тебя очень уютно и аккуратно.
— Это всё её заслуга, — с лёгкой улыбкой ответил Михайло. — Для неё порядок — почти как вера. Иногда это утомляет, но… уже привык.
— А когда ты собираешься переезжать? — спросила София как можно мягче.
Он пожал плечами.
— Как только закончу с ремонтом. Пока там только голые стены. Не хочется жить в бетонной коробке. Да и мама одна, возраст всё-таки…
Он замолчал. София лишь кивнула.
Что она ощущала? Не раздражение. Не обиду. Скорее — странную, глухую тоску. По пространству, где не нужно подбирать слова, чтобы не задеть чью-то тщательно выстроенную систему.
Когда она вернулась домой, её дочь — Кристина — вышла из своей комнаты:
— Ну что, как твой архитектор?
София сняла пальто, задумалась.
— Сложно сказать. Пока он — на попечении у мамы.
Кристина рассмеялась, не уловив, что в этих словах — не шутка, а начало чего-то необратимого.
— Я заметила… Ты её называешь «солнышко»? — как-то раз спросила София после телефонного разговора Михайло с матерью.
Он усмехнулся:
— Ну да. Ей приятно. Она ведь одна — я хоть немного радости приношу.
— И ты каждый день ей готовишь?
— Конечно. Завтрак и ужин. У неё давление скачет — нужно следить. Ещё телевизор включаю, записываю сериал. Мы вместе смотрим «Клинику», она без меня не включает — боится запутаться.
София промолчала. Не потому, что не понимала его заботы. Просто в нём что-то не совпадало с образом мужчины, которого она выбрала.
В пятницу она собиралась приехать к нему к шести. Но дела закончились раньше — было без двадцати пять. Решила сделать сюрприз: купить его любимые пирожные и заехать пораньше.
Она открыла дверь своим ключом — он дал его пару недель назад: «Чтобы не ждать в коридоре, если я задержусь». В прихожей пахло пирогом и валерьянкой.
Из гостиной донёсся голос Ларисы:
— Михайлик, я носочки не надела… Пол холодный.
— Сейчас, солнышко, — отозвался он.
София вошла в комнату и застыла.
Он стоял на коленях перед креслом, в руках — серые вязаные тапочки, которые он бережно надевал на ноги матери. Та, слегка наклонившись, гладила его по голове.
— Мой мальчик, — бормотала она нежно. — Ты у меня самый лучший.
Он что-то тихо ответил — и в этот момент заметил Софию.
Поднялся слишком резко, смущённо поправил свитер. Мать, наоборот, просияла:
— София, а вы уже здесь? Как хорошо, что зашли… А то я всё Михайлику говорю: давно вас не видела.
София кивнула. С трудом.
Вся сцена длилась не больше десяти секунд. Но этого оказалось достаточно.
Они сидели на кухне. Чайник шумел, за окном вспыхивали фонари.
— Ты застала… немного личный момент, — неловко сказал он.
— Да. Очень личный.
— Но это же мама. Она… — он развёл руками. — Она одна. Я для неё всё.
София посмотрела на него. Мужчина. Сорок два года. Сильные руки. Спина, как у того, кто привык носить тяжести. И — лицо мальчика, перед которым сидит строгий учитель.
— А тебе кто заменяет всё?
Он не ответил.
«Ты ей муж или сын?» — подумала она. Не произнесла вслух, но тишина в комнате стала такой плотной, будто вопрос прозвучал.
София вернулась домой рано. Кристина хлопотала на кухне.
— Что, без ночёвки? — удивилась она.
София развязала шарф, посмотрела на дочь:
— Кажется, я помешала своему мужчине… быть сыном.
Кристина пожала плечами. Ей было пятнадцать. Ей ещё только предстояло понять, как мужчины выбирают себе роль — и кто будет страдать, если ты в этот сценарий не вписываешься.
* * *
Они сидели в кафе. Он ел сырники с вареньем — как в детстве, как готовила мама. София наблюдала за ним, стараясь разглядеть в нём мужчину. Но всё чаще видела большого, растерянного ребёнка.
— Я подумала, — начала она осторожно, — может, нам стоит съездить куда-то на неделю. Вместе. Без расписаний и привычек.
— Ты хочешь в отпуск?
— Я хочу понять, как нам вдвоём. Без… третьей стороны.
Он отложил вилку.
— Ты про маму?