Мир казался отдалённым и размытым, словно я погружалась в прозрачную глубину озера, медленно опускаясь ко дну. В этой тишине вдруг послышались шаги, а затем — голос, до боли знакомый и низкий.
— Лучше пусть не приходит в себя. Так будет проще для всех.
Сначала я не осознала. Этот голос сопровождал меня почти три десятилетия — я знала его до мельчайших оттенков: как дрожит «р», когда он раздражён, или как растягиваются гласные, если он устал. И всё равно не могла поверить.
Это был Мирон. Мой супруг.
Второй голос принадлежал женщине — мягкий, осторожный, будто она боялась нарушить хрупкую тишину:
— Ты уверен? Она ведь может слышать… или почувствовать…
— Нет. Не слышит, — устало оборвал Мирон. — Я больше так не могу. Ни ради неё, ни ради себя. Всё.
Я попыталась приоткрыть глаза, пошевелить хоть пальцем — подать какой-то знак. Но тело словно окаменело, веки налились тяжестью. В горле сжался страх — обжигающий и плотный. Я поняла: они говорят обо мне.
Всего месяц назад всё было привычно и спокойно. Меня звали Оксана, мне пятьдесят два года, я работала переводчицей с немецкого языка на дому и иногда помогала школьникам с занятиями. Жизнь текла ровно и предсказуемо — без потрясений и крутых поворотов.
У нас с Мироном взрослая дочь Анастасия — недавно она вышла замуж. Мы остались вдвоём в нашей старенькой квартире с облупленным подоконником и утренним ароматом кофе на кухне.
Но в последнее время Мирон словно начал исчезать из моей жизни: задержки по вечерам, отрешённость во взгляде, короткие ответы без эмоций. Он избегал разговоров о будущем и всё чаще замыкался в себе.
— У тебя что-то случилось? — однажды спросила я его напрямую.
— Работа… — ответил он коротко и отвернулся к окну.
Тогда мне казалось: это временно, пройдёт само собой. Вечером нашей 28-й годовщины свадьбы я накрыла стол: поставила свечи, достала старое шампанское из кладовки.
Он вошёл молча, бросил букет розовых гвоздик на комод и без всякого выражения произнёс:
— Давай просто поужинаем спокойно… Без всей этой показухи.
А после добавил почти равнодушно, как если бы рассказывал о заторе на трассе:
— Ты же знаешь, Оксана… тогда я ведь вовсе не собирался жениться.