Я открыла глаза. Первое, что увидела — Анастасия, вся в слезах, но с лицом, полным радости. Затем — Мирон: побледневший, словно окаменевший, с выражением на лице, будто перед ним привидение.
— Привет, — прохрипела я.
Он промолчал.
Период восстановления оказался мучительным — будто приходилось учиться жить заново. Тело подчинялось неохотно. Всё ныло и тянуло. Но самая тяжёлая боль пряталась глубоко внутри — там, где когда-то жила любовь.
Мирон наведывался несколько раз. Сидел недолго и говорил натужно: «Держись», «Со временем всё пройдёт».
Я чувствовала: ему неловко. И понимала — его уже ждёт кто-то другой.
— Не злись на меня, — как-то сказал он. — Просто… мы оба вымотались.
— Нет, Мирон, — ответила я спокойно. — Это ты устал от правды.
Он встал и ушёл, даже не взглянув назад.
Когда я вернулась домой, впервые ощутила: стены дышат иначе. Без него стало легче дышать самой. Было страшно по-новому — но в этом страхе была свобода.
Я начала писать. Сначала короткие заметки, потом рассказы — о женщинах, которые пережили предательство и научились жить заново. Каждая написанная строка будто возвращала мне мой собственный голос.
Иногда писала Анастасия:
— Мамочка, ты не представляешь себе, как я тобой горжусь!
Эти слова стоили всего на свете.
Однажды я случайно встретила Мирона в супермаркете. Он выглядел постаревшим и уставшим; глаза потускнели.
— Привет… — произнесла я негромко.
Он кивнул и опустил взгляд. В его глазах на миг промелькнула растерянность.
— Я рад, что ты… — начал он было говорить, но замолчал на полуслове.
Я просто улыбнулась ему без обиды или упрёка. В тот момент поняла окончательно: всё позади.
Дома заварила себе чай, открыла ноутбук и продолжила писать статью о том, как важно уметь слышать жизнь даже тогда, когда кажется: всё потеряно.
Иногда по ночам мне всё ещё слышится тот голос из палаты: «Пусть не просыпается…». Но теперь эти слова больше не причиняют боли. Они напоминают мне лишь одно: даже из самой глубокой тьмы есть выход — если решишь открыть глаза и выбрать жизнь заново.