Александр негромко провёл ложкой по краю кружки — будто хотел нарушить повисшую тишину, да и сам, похоже, не мог разобраться, где заканчивается истина, а где начинается родительская тревога. Я медленно выдохнула, вдохнув аромат яблок и ощутив уют родного пространства… Да, именно своего. Я здесь хозяйка. Вот оно как.
— Мы ведь семья, — начала я осторожно. — И я искренне благодарна вам за заботу. Правда. Но знаете… когда я была ребёнком, у нас тоже был свой уголок, а Параскева с Николаем жили через дорогу.
Я хорошо помню: Ирина всегда держала ключи при себе — чужие не заходили… Свой дом, свои стены. Наверное, это ощущение до сих пор для меня важно.
Оксана чуть наклонила голову; на её лице не было ни согласия, ни осуждения — просто внимательный взгляд. Я чувствовала себя словно на экзамене перед строгим преподавателем.
— Мы же свои… не чужие ведь? — произнесла она почти неслышно.
— Конечно! — поспешил вставить Александр, но тут же осёкся под моим взглядом в сторону.
Сердце стучало так громко, будто сейчас решается что-то большее — судьба сразу двух семей. Но зачем им эти ключи?
Почему взрослым людям нужно знать о каждом нашем утре или позднем возвращении? О каждой забытой вещи в прихожей? Это проявление любви? Или им страшно отпустить сына во взрослую жизнь?
Я постаралась говорить спокойно и по-доброму — так же доверительно, как когда-то делилась мыслями с Ириной на кухне долгими вечерами:
— Нам всегда приятно видеть вас в гостях. И если вдруг что-то случится — мы рядом и поможем без колебаний. Но мне важно чувствовать границу: чтобы дверь открывалась тогда, когда мы к этому готовы… Надеюсь, вы поймёте меня правильно.
Виктор кашлянул и скомкал салфетку в руках. Оксана внимательно посмотрела на сына.
Александр понял: сейчас слово за ним — он должен поставить точку в этом разговоре ради мира между всеми нами.
Он крепко сжал мою ладонь — будто подтверждая нашу самостоятельность этим жестом.
— Мам… пап… давайте так договоримся: мы сделаем копию ключа и оставим вам. Но пользоваться ею только если что-то серьёзное случится. Хорошо? — сказал он мягко и уверенно одновременно.