Лариса смущённо кивала, словно соглашаясь, и вскоре направлялась к себе. Но Галина действовала с обеих сторон.
— Вот уж счастье тебе подвернулось! Всю жизнь боялся меня одну оставить, а теперь — квартиры рядом! За стенкой такая благодать живёт. Лентяй ты. И ходить никуда не надо — считай, как под одной крышей. Только комнаты разные.
Андрей чувствовал неловкость, отнекивался, ссылаясь на возраст, внешность и привычки закоренелого холостяка. Но всё чаще ловил себя на том, что слова Галины оставляют в нём след. При встречах с Ларисой он всё дольше задерживал взгляд на ней. Со временем она даже начала ему сниться. Он будто бы помолодел: стал аккуратнее бриться и приобрёл новый одеколон.
Однажды Лариса не выдержала и первой заговорила с ним в коридоре:
— Андрей, Ваша мама всё о нас заботится. Давайте уже простим её. Не будем смущаться при каждом столкновении. Она ведь мать — это понятно. Женщина добрая. Не стоит воспринимать её слова слишком серьёзно.
— Правда? — Андрей вдруг не растерялся, но заметно опечалился; это сразу отразилось на его лице. Он опустил голову, словно ученик, не справившийся с заданием. — Ну да… Что уж мне… Я давно перестал мечтать о семье…
— Подождите, — тихо сказала Лариса, не в силах смотреть на расстроенного соседа. — Не говорите так… Ну что Вы… Я вовсе не хотела Вас обидеть… Честное слово… – Она невольно взяла его за руку так бережно, будто проверяла пульс у больного.
А пульс у Андрея действительно бился как сумасшедший в тот момент. Лариса сразу поняла: соседу может стать плохо.
— Пойдёмте-ка я Вам давление измерю… Вы нехорошо выглядите… Проходите на кухню… Если нужно – сразу дам лекарство.
Андрей молча проследовал за ней и сел на табуретку у стола. Все его грёзы о Ларисе рассыпались в одно мгновение; он мысленно корил себя за ребячество и пустые надежды. Тем временем Лариса уже ставила тонометр.
— Давление у Вас высокое… Вот примите таблетку… И лучше отправляйтесь домой полежать немного… Нельзя волноваться…
— Можно я здесь немного прилегу? Минут пятнадцать всего… Мне правда нехорошо сейчас… А Галина не должна видеть меня таким – ей нельзя волноваться тоже…