«Наивно думал, что я дома. Оказывается, нет» — сказал муж, осознав, как чувствует себя в чужом доме

Чужое пространство вдруг стало невыносимо тесным.

​За обеденным столом сидели супруги. Перед мужем тарелка с супом. Он взял упаковку из-под майонеза и начал тщательно скручивать в трубочку, чтобы выдавить последние капли.​

​Жена усмехнулась: «Сразу видно нищенское воспитание. Синдром нищеты».​

​У мужа – волна обиды: «Что в виду имеешь»?​

​И она стала говорить, что из бедной семьи: «Твоя мать рассказывала, что вы на картошке и на лапше жили. Она дворником работала, отец твой где-то в ЖКХ – тоже копейки получал. А ты за старшим братом одежду и обувь донашивал. Сам же говорил, что сроду обновок не видел».​

​Слова как плеть – больно мужчине.​

​А она дальше: «Мой папа – начальник отдела, мама в заводской бухгалтерии. Я один ребенок в семье. Мои родители нам квартиру сделали. Я в другой обстановке жила. Мы не экономили».​

​Хотел муж сказать, что упаковка из-под майонеза ничего не значит. Зачем выбрасывать с остатками продукта? Это здравым смыслом называется.​

​Но сказал другое: «Укорила, что в твоей квартире живу? И будто не было пятнадцати лет. Словно нет у нас сына».​

​К супу не притронулся, встал из-за стола, в комнате компьютер включил.​

​В голове мрачные мысли: «Может, уйти? Пусть своей квартире радуется. Сниму где-нибудь и буду жить».​

​И вспомнились слова отца. На свадьбе сказал: «Послушай меня, Славик. Мужчине будет сложно жить на жилплощади жены. Мужчина должен быть хозяином положения. Пойми, женщина все равно думать станет, что мужа к себе привела. Маленькая ссора – и обязательно скажет».​

​Славик тогда уверял, что они любят друг друга, что у них все по-другому будет.​

​Отец погладил по плечу: «Всё бывает, Славик. Постарайся с годами расширить жилье, чтобы в тяжелую минуту тебя не укорили».​

​Да, прав отец, прав.​

​И вовсе не тяжелая минута. Просто за столом сидели, обедать собирались. И он спокойно скручивал упаковку в трубочку. Не ссорились, отношения не выясняли. Все спокойно было.​

​Снова тяжелая мысль: «Уйти надо. Противно здесь».​

​Обвел глазами комнату, и показалось, что и стены, и вещи, как бы говорили: «Чужой, чужой, чужой».​

​Всё чужое.​

​Жена пришла, рядом села – молчит.​

​Муж сказал: «Наивно думал, что я дома. Оказывается, нет. Нищего прибрала, бесштанного. Подобрала и пригрела. Долго терпела, доброй притворялась. На самом деле другая, с гнильцой. Вещи соберу – уйду. Не могу в чужом доме».​

​Сын из школы пришел – не дал разговор продолжить.​

​Оставил рюкзачок в прихожей: «Мама, пожрать есть»?​

​Мать возмутилась: «Не пожрать, а поесть. Выбирай выражения».​

​Сын удивился: раньше можно было, а сегодня почему-то нельзя. Странно.​

​По ее лицу догадался, что лучше не спорить.​

​Помыл руки, в своей комнате переоделся – и на кухню.​

​Жена тихо сказала: «Ты меня не понял. Я же шутила. Ничего обидного. Это же жизнь, Слава».​

​Он поднялся: «Что значит, жизнь такая? Это люди такие. Ты такая. Молчала-молчала и выдала. И моих родителей приплела. А они ветераны труда. Отец на доске почета в ЖКХ. И мать работой гордилась. Да, не могли они жилье покупать. Зато нас с братом вырастили, воспитали. И нам в голову не придет корить кого-то куском хлеба».​

​Комок в горле у Славы. Потемнело в глазах: «Чужое, все чужое».​

​Жена тоже встала: «Прости, Слава. Я не те слова нашла. Все-таки баба есть баба, порисоваться захотела. Это не гниль, Слава, порисовалась я. С кем не бывает? Нет дома без тебя, нет и не будет, прости».​

​Будто в форточку теплый ветерок подул. Отлегло от сердца. Не надо уходить, все хорошо.​

​Пошел на кухню. Сын суп ел – согнулся над тарелкой. Отец сказал: «Выпрямись, а то нос утопишь».​

​Его суп остыл. Подогреть бы.​

​Затем с сыном чай пили: «Как в школе дела»?​

​Парень буркнул, что нормально.​

​Вечером все хорошо было. Забылась обида.​

​Неосторожными бываем. Прошлое ворошим, на свет вытаскиваем. Живем сейчас и здесь – помнить надо.​

​Подписывайтесь на канал «Георгий Жаркой».

Источник

Арина Игнатова/ автор статьи
Бонжур Гламур