— А вы кто такая?
— А вы кто такая?
— Юрист. И свидетель.
— Юрист. И свидетель.
Кристина повернулась к полицейским.
— Владелица квартиры не давала согласия на вход. Замок вскрыт по настоянию этой женщины, у которой нет на это никаких законных оснований. Прошу зафиксировать случившееся и задержать её.
Один из сотрудников полиции кивнул, достал блокнот и начал записывать. Второй подошёл к Ларисе.
— Пройдёмте с нами.
— Вы серьёзно? Да я ей как мать! Она присвоила мои украшения, а вы меня собираетесь задерживать?!
— У вас имеются документы, подтверждающие право собственности на эти украшения?
— Это семейные вещи! Какие ещё документы?!
— Тогда пройдёмте. Все выясним в отделении.
Когда её взяли под руки и повели к выходу, Лариса резко обернулась. Её лицо перекосилось от ярости, и она выкрикнула что-то о неблагодарности, о краже, о том, что Вероника всегда была ничем. Слова сыпались одно за другим — резкие, злые — но Вероника осталась стоять неподвижно, провожая её взглядом.
Впервые за последние полтора года она не чувствовала страха. Только странное ощущение спокойствия и почти ледяного удовлетворения.
До позднего вечера пришлось приводить квартиру в порядок. Кристина помогала молча, лишь иногда бросая короткие замечания. На следующий день Вероника взяла выходной и отправилась заменить замок. Мастер приехал быстро, работал без лишних слов, и уже через полчаса новый ключ оказался у неё в руке — тяжёлый, прохладный на ощупь и настоящий.
Вечером раздался звонок от бывшего мужа.
— Мне нужно поговорить с тобой.
— О чём?
— Не по телефону. Я сейчас подъеду с сестрой.
Через двадцать минут они стояли у двери. Виктор выглядел уставшим — щетина на лице, мятая рубашка, покрасневшие глаза. За ним шла Марьяна с напряжённым лицом и плотно сжатыми губами.
Вероника не пустила их дальше прихожей:
— Говорите прямо здесь.
Виктор провёл рукой по лицу устало:
— Вероника… ты же понимаешь… мама не со зла поступила так. Просто перенервничала. Эти серьги для неё многое значат… она подумала…
— Какие серьги? Она мне никогда ничего не дарила — ты же это знаешь.
— Может быть… она забыла…
— Нет, Виктор. Она ничего не забыла. Она ворвалась в мою квартиру без разрешения, вызвала слесаря под предлогом ложной причины и перерывала все мои вещи. Это нельзя назвать забывчивостью.
Марьяна сделала шаг вперёд:
— Мы не просим тебя простить её… Просто не разрушай ей жизнь окончательно… Ей уже шестьдесят три года… Если будет судимость — она потеряет работу… всё рухнет… Ты ведь этого не хочешь?
Вероника перевела взгляд сначала на Марьяну, потом на Виктора:
— А она хотела сохранить мою жизнь спокойной?
Она выдержала паузу и продолжила:
— Полтора года я терпела молча каждый день: когда она говорила мне про невкусную еду; когда критиковала мою одежду; когда намекала тебе — будто ты со мной из жалости… Я всё это глотала ради семьи… потому что думала: надо потерпеть… А теперь вы приходите ко мне просить снисхождения для неё?