Деревня Обухов располагалась в уединённом месте, вдали от главных дорог, затерянная среди необъятных полей и дубовых лесков.
Дома здесь были древние, потемневшие от времени и дождей, украшенные резными наличниками, за которыми скрывались мутные стекла, словно слепые глаза.
В воздухе постоянно витал аромат свежескошенной травы, дым из печных труб и нежный запах спелой земляники, которую мы, дети, собирали на опушке леса.
Но главным притягательным центром, который манил меня сюда каждое лето, была бабушка, Тамара Сергеевна.
Она была крепкой, статной женщиной, с руками, искусными и в работе на огороде, и в приготовлении пищи, и в сборе лечебных трав.
Её лицо, изрезанное морщинами, напоминало карту давно заброшенных дорог и всегда излучало спокойную мудрость.
Именно к ней я приехала, чтобы уйти от городской суеты в том лете, которое навсегда отпечаталось в моей памяти не только запахом яблок и сена, но и чем-то намного более глубоким и таинственным.
Стоял жаркий август.
Бабушка с утра до вечера трудилась в огороде, пытаясь спасти свой урожай от засухи — единственную её опору и радость.
Я старалась помогать, насколько могла, но жара брала своё, и к полудню я, как правило, уносилась в тень старой яблони с книгой.
В тот день бабушка задержалась на грядках дольше обычного. — Дополю ещё морковку да свеклу, и пусть будет, как хочешь, внучка, — сказала она, выпрямившись и стряхивая с лба комочки земли.
Солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в пурпурные и золотые оттенки. — Бабуль, скоро совсем стемнеет, — попыталась я возразить, но она лишь махнула рукой.
Я вернулась в дом, затопила печь и подогрела щи.
Бабушка появилась, когда за окном воцарилась густая, бархатистая темнота, нарушаемая только треском кузнечиков и редкими огоньками светлячков.
Она едва держалась на ногах от усталости.
Её лицо было покрыто пылью и выражало изнеможение. — Есть не буду, внучка, — прохрипела она, с трудом снимая тяжёлые сапоги. — Нет сил, только бы прилечь.
Она, не раздеваясь, рухнула на широкую кровать за печкой, стоявшую под маленьким окошком, и вскоре погрузилась в глубокий, словно мёртвый сон.
Я укрыла её старым лоскутным одеялом, потушила керосиновую лампу и устроилась на своей кровати у противоположной стены.
Меня разбудило странное чувство.
Сначала я не могла понять, что происходит.
Тело моё стало неподвижным и тяжёлым, словно свинец.
Я не могла пошевелиться ни рукой, ни ногой, даже крикнуть не получалось.
Паника охватила меня сильнее, чем физический паралич.
Я лежала и пристально смотрела в темноту широко раскрытыми глазами.
Лунный свет, пробиваясь через окно, мягким серебристым прямоугольником падал прямо на бабушкину кровать, и в этом призрачном освещении я заметила нечто, от чего кровь в жилах застыла.
На подоконнике, чётко вырисовываясь на фоне ночного неба, сидела… тень.
Не человек и не животное, а именно маленькая, коренастая тень, напоминающая силуэт крошечного, очень старого человечка.
И эта тень начала двигаться.
Раздался тихий, но отчётливый звук: *топ-топ-топ-топ*.
Словно кто-то очень маленький и лёгкий перебирал ножками по деревянному подоконнику.