Когда Ганна пригласила меня «на чай», в её голосе прозвучала какая-то неестественная мягкость, настораживающая своей выверенной доброжелательностью. Я сразу уловила знакомую интонацию — не столько приглашение, сколько предвестие серьёзного разговора.
— Приходи, Дарина. Просто посидим, побеседуем. Давно не виделись, — сказала она тогда по телефону, и я, почти не задумываясь, ответила:
— Хорошо, мама Ганна. Зайду.
Хотя внутри уже зародилось тревожное ощущение.
После того как моего мужа не стало, наши с Ганной отношения стали прохладными и сдержанными. Внешне она вела себя корректно, но в её взгляде постоянно сквозило недоверие. Возможно, она винила меня в том, что Владимир отправился в ту злополучную командировку. А может быть, ей было трудно принять то, как быстро я вернулась к обычной жизни — по её мнению, слишком скоро сняла траур.
Я направлялась к ней в старенький пятиэтажный дом с букетом хризантем в руках и всё гадала: почему вдруг этот «чай»? И почему именно сегодня — день ровно через год после похорон?
Дверь отворилась почти сразу. На пороге стояла Ганна — нарядная блузка, аккуратная укладка и губы слегка подкрашены. Было видно: она готовилась к этой встрече.
— Заходи, дочка моя, — произнесла она с неожиданной улыбкой.
В квартире витал аромат корицы и свежей выпечки. На столе уже стояли чашки с блюдцами и тарелка с пирогом… а рядом лежали две папки.
У окна в кресле сидел незнакомый мужчина в очках и строгом костюме.
— Это нотариус, — спокойно пояснила Ганна, заметив мой удивлённый взгляд. — Нам нужно кое-что обсудить.
Меня будто обдало ледяным ветром.
— Простите… что именно?
Мужчина поднялся со своего места.