Что и говорить, обидно Анатолию Иванычу. До слез обидно. Сидит за видавшим виды стареньким компьютером, да утирает скупую мужскую слезу.
Одна радость в жизни была— по нетрезвому делу фотографии дочки и внуков в одноклассниках рассматривать, смайлики с сердечками в комментариях слать о том, как он их любит , целует и обнимает, да и той малой радости лишили его.
Не иначе, как жена бывшая его доченьку науськала, а та, наивная душа, матери перечить не стала, побоялась.
Да разве дело это, когда дочка родная, его кровиночка, девочка— лапушка, так нагло и бессовестно его, отца родного, в черный список внесла, а на профиль свой замок амбарный повесила!
Толька не хотел платить алименты. Не хотел, и все тут. Еще чего, свои кровные, пахнущие потом денежки добровольно отдавать бывшей жене. Ну и что, что бывшая только жена, а дочка самая что ни на есть настоящая! Сама она решила, что дочка будет жить с ней после развода, вот и пусть как хочет, так и крутится.
На какие только ухищрения Анатоль не шел, какие только хитрости не изобретал, чтобы от этих самых алиментов уклониться!
В бухгалтерии все пороги обил, целую тропу натоптал! За каждый рублик, за каждую копеечку воевал с этими Ларисками канцелярскими!
Даже к начальнику на поклон сходил, на жизнь тяжелую, холостяцкую пожаловался, мол так и так, сделай по бумагам зарплату меньше!
Начальник, примерный семьянин, Тольку пожурил, мол и не стыдно тебе, Анатоль Иваныч? Твоя же дочка , что ты прячешься?
Иваныч тогда с пеной у рта доказывал, мол да! Да для дочки! В лепешку расшибусь! Сам буду покупать, что требуется, но бывшей и копейки в руки не дамдам, мол знаю я её, на маникюры-шмедикюры потратит, всё к рукам приберет.
Начальник, мужик принципиальный, старой закалки, Тольку осадил, мол то, что ты там звезду с неба достать сулишь, да в злато— серебро нарядить ребенка обещаешь, то уж дело десятое, а алименты— на то и алименты, чтобы платить их, как положено. Дело подсудное, и на подлог я не пойду.
Разобиделся тогда Анатолий на весь белый свет, уволился, получил расчет, да и был таков. Уехал в дали далекие, в холодные края. Что и говорить, мужик-то рукастый, с любой техникой— на ты.
Пока работу новую нашел, пока то, пока сё, глядь— уже и должок образовался по алиментам. Не сказать, что большой долг, а приятного мало, когда рубликов с зарплаты в разы меньше на руки падает.
Пошел опять в бухгалтерию, к Ларискам канцелярским. Мол бабоньки, выручайте, совет нужен. А бабонькам что? Ступай мол Анатоль Иваныч к начальству, только с ним такие вопросы решаются. Даст начальство добро— будем тебе серую зарплату платить, а нет— то и не обессудь.
В краях холодных начальство оказалось понятливое, не такое принципиальное, как в родном городишке. Похлопал начальник Тольку по плечу, улыбнулся загадочно, да молвил, мол будь по твоему, Анатолий Иванович.
Зарплата в конверте приятно грела не только руки, но и суровую мужицкую душу. О том, что обещал он дочь обеспечивать, чтобы ни в жисть дочка— лапочка ни в чем нужды не знала Толька забыл напрочь.
Да и где тут упомнить про такую малость, как ребенок, когда жизнь молодая, да холостая бьет ключом. Друзья— товарищи, веселые компании, красивые женщины.
Жена бывшая пыталась его стыдить, весточки передавала через сестру Толькину да родителей, да Колька от всех отбрехался, мол нету денег, хоть убейте.
Долго ли, коротко ли, а так тоскливо стало Анатолю на чужбине, что хоть волком вой. По родине, по городишке родному заскучал, по матушке с батюшкой. Да и дочка— лапушка нет— нет, да и привидится во сне. Большая уже девица, скоро женихаться начнет. Маялся наш Толян, маялся, да и подался в родные края.
Матушка с батюшкой сыночку обрадовались, сестрица рОдная сквозь зубы поздоровалась, даже за стол не села с Анатолием, не пригубила из чарочки золоченой за встречу.
Покуда про себя рассказал, где был, как жил, покуда про всех разузнал— расспросил, и до бывшей черед дошел. Вроде нехотя спросил, да и не о ней, не о жене интересовался, а о дочке— лапушке справился. Аж в лице переменился, когда узнал, что жена его бывшая снова замуж вышла, а дочка— лапочка чужого дядьку отцом называет.
Ох и рассердился тогда Анатолий! Как денег требовать— так с него, с Тольки, а как отцом— так чужого дядю зовёт? Ну и дулю вам тогда, а не алиментов! Не дождетесь!
Жена бывшая, лиса этакая, как узнала, что Толян вернулся, явилась, не запылилась.
Анатолий, едва её увидев, сделал страшно сердитое лицо и сообщил, что денег нет. Мол раз чужого дядьку батькой кличет дочка— лапушка, то пусть с него денег и требует, а он, Анатолий, не копейки не даст.
Жена бывшая улыбнулась, мол долги у тебя, Анатоль Батькович! Хошь не хошь, а платить придётся. А коли говорит платить не хочешь, так пошли сходим куда надо, ты бумажку подпишешь, что не нужна тебе дочка— лапушка, и тот, другой, кого она батькой зовёт её удочерит.
Ага, говорит Анатолий, нашли дурачка! Я откажусь, а долги-то, долги как же?
-А что долги? Ты же отцом быть перестанешь, стало быть и долгов у тебя не станет. Дочка— то твоя тебе уже и не дочка будет.
Подумал Анатоль, почесал буйную головушку, да решил: ай, была не была, всё одно не вижу ребёнка, так какая уж разница? Зато пред законом будет чист, да обездолжен перед дочкой— лапушкой. Да и вообще, какая разница, что там в бумажке написано? Бумага— она такая, она всё стерпит.
Немного времени прошло, и вот уже улажены дела бумажные, и дочка— уже и не дочка вовсе, а так, чужая девчонка. И Анатолий свободен от отцовских обязанностей.
Родители Толькины, когда новости узнали, хоть и ворчали, да сын ведь, свой, родненький, хоть и непутёвый. Коль решил, так тому и быть. А вот сестричка родненькая обиду затаила, и Толясику сказала, коль ты от дочки отказался, так я от тебя отказываюсь. Она тебе не дочь, а ты мне не брат.
Посмеялся Толя, мол напугала ежа голой Мадам Сижу, боюсь-боюсь!
И потекла, побежала жизнь. Так закрутила, что и не заметил Толясик, как пришел он, коварный пенсионный возраст…
Возраст— то пришел, а оказалось, что и не положена ему, Анатолию Иванычу пенсия. То ли Ебаллов каких не хватает, то ли стажу. В общем, коварные канцелярские Лариски из пенсионного фонда сказали, что мол работать вам еще долго, уважаемый. Как стажу и баллов будет достаточно, тогда и приходите.или социальную пенсию ждите, а пока увы, ничем не можем помочь. Надо было раньше работать, чтобы пенсию в срок получить.
Как ни пытался доказать Анатоль, что не лодырь он, не тунеядец, мол всю жизнь трудился, не покладая рук, да спины мужицкой не разгибая, Лариски канцелярские только руками разводили, мол значит зарплата серая была, раз в трудовой не записано.
Вспомнил тогда Толька и начальника, что старой закалки был, да отказался от серой зарплаты, и того, молодого начальника из холодных краев. Эх, жизнь моя жестянка! Сам, во всем сам Толясик виноват! Кабы от алиментов не бегал, да платил, как должно, сейчас сидел бы в теплом кресле, да пенсию ждал ежемесячную, да в ус не дул.
Точно! Алименты! Ведь дочка есть у него, лапушка! Хоть и не видел он её уж почитай лет так дцать, а ведь кровь не волица, родная кровинушка, его, Толькина дочка— лапушка. Говорят, хорошо устроилась, муж при деньгах, да и сама не просто живет, работает на хорошем месте, хлеб с маслом и икоркой лопает, да матери своей, что ему, Тольке, жена бывшая, помогает, то путевку в санаторий задарит, то цепь золотую. А он чем хуже? Он— отец, ему много не надо, так, самую малость.
Связаться с человеком в современном мире совсем не проблема, даже если нет номера телефона. Всяких соцсетей море, а она, дочка— лапушка, молодая, а потому аккаунты есть.
Сначала Толя решил закинуть удочку в виде сердечек и смайликов под фото. Долго старался, аж целую неделю. А что, возьмёт поллитру, накатит, и давай флюиды любви через монитор дочке отправлять. Скупая слеза нет-нет, да и выкатится из глаза. Шутка ли— мальцы то дочкины ну вылитый он, Толясик в детстве. Аж разомлел от нежности накатившей, размечтался. Как встретятся с дочкой, как обнимутся, а ребятишки на шее у него повиснут с криками «деда, родненький»…
Вот уж ждать— пождать, а не реагирует дочка, словно и нет тех сердечек да смайликов.
Написал тогда Толясик дочке письмецо в одноклассниках, мол батька я твой, родненький, хочу мол наверстать упущенное, тебя повидать да внуков понянчить, и с довольным лицом стал ждать ответа.
А дочка, и не лапушкой оказалась, а змеёй натуральной, ничего не ответила, только Тольку заблокировала, да профиль свой на замок закрыла, мол неча тут шастать всяким отцам бывшим.
Анатолий Иваныч тоже не лыком шит. Знает, у кого номерок раздобыть. К сестрице своей обратился, мол хоть ты и не общаешься со мной, а с племяшкой точно знаешься. Дай номер дочки моей, очень надо.
Сестрица пальцем у виска покрутила, мол в своём ли ты уме, Толясик? Какая дочка? Она ведь тебе бывшая, не твоя теперь.
Аж заплакал Толька. Как же так? Ведь кровь, и всё такое. Да и внуки— одно же лицо. Его она дочка, и точка!
Сестрица плечами пожала, мол ну не знаю, спрошу у племяшки, коли она позволит, то ладно, а нет— так и не обессудьте, любезный не брат.
Дочка— лапушка смилостивилась, номерок дать позволила.
Волновался Толька, аж дрожал, когда номер набирал. И снова мечтал, как назовут его внуки дедом родненьким.
Только дочка радости не высказала. Поздоровалась сухо, официально, на вы. Ну чисто Лариска канцелярская! Мол что хотел, Анатолий Иваныч?
— Ну как же, дочка? Встретиться там, повидаться. Внуки опять же, помочь мне надо, ведь батька я твой…
-А мне ты помог, батька? Сколько лет назад видел меня в последний раз? Сколько раз алименты платил? Сколько раз в школу меня отводил, и оттуда забирал? Сколько раз с уроками мне помог? Сколько вообще классов я закончила, батька? На кого училась? Во сколько лет замуж вышла? Когда первенца родила? А второго? То-то же, батька. Извини, дорогой Иваныч, чужой ты мне. У меня и документ имеется, где чёрным по цветному написано, что отец у меня— Андрей Петрович, стало быть и я Андреевна, а не Анатольевна, и знать тебя не знаю, и знать не хочу.
Бормотал Иваныч о том, что мол кровь, родная, биологический папка я, да только лапушка злобно ухмыльнулась, и ответила.
-Да-да, Что-то припоминаю. Мамуля говорила, что был когда то у меня папка, которому я теперь бывшая дочка. У неё и бумажка имеется, что сам ты, добровольно, без принуждения от меня отказался. Стало быть, мать моя тебе жена бывшая, а я бывшая дочка. И не звони больше, не отвечу.
Совсем поник Толясик. Ну надо же так, а? А все эти канцелярские Лариски виноваты. Всё из-за них! Ни пенсии, ни дочки!
Работает несчастный Иваныч не покладая рук да не разгибая спины. До пенсии ещё ого-го, а жить на что-то надо. А здоровье— тоже бывшее…
И ни жены у него, ни дочки. Хорошо хоть дом родительский продали, поделили деньги с сестрой бывшей, да купил он домишко старый. Так и живёт, никому не нужный.
***
Язва Алтайская.
